Два романа о любви (сборник)
Шрифт:
Послал я этот номер журнала с моей повестью и Петре. Она приняла дар с радостью, но особо приятным стало то, что ее оценка оказалась не комплиментарной, а раздумчиво-аналитической (несмотря на несовершенное изложение на русском). Да, написала она в заключении, это успех, успех, но ты подумай, подумай, может быть, я и права (это касалось замечаний – понятно, не по стилю, а по сути).
Я подумал. Нет, она не права, но то, что ей удалось зацепить главную мысль автора и серьезно поразмышлять над ней, это дорогого стоит для двух меня – Алексея Симонова, писателя, и Петера, мужа невенчанной Петры, отца ее дитя.
Тогда же, в 78-м, нашей дочери исполнилось уже три года, и я, продолжая оставаться папой, который живет в телефоне, уже мог общаться с Кветкой в режиме диалога. Это было презабавно и трогательно. Дочь излагала мысли вполне понимаемо для русского папы, и я не
Всё было хорошо, да только на вопрос дочери, когда я приеду к ней и маме, четкого ответа пока не было. Кто же мог знать о грядущей «перестройке» и воспоследовавших послаблениях в визовом режиме?
А в тот год случилась история, от которой поначалу можно было, говоря по-простому, рехнуться. Ах, Петра!
По почте пришла большая плоская бандероль. Там – две фотографии, давно ожидаемые мной «тридцать на сорок»: первая – трехлетняя Кветослава, вторая – она же вместе с матерью. Две мордашки, любовно прижатые друг к другу. Чудесно! И главное, отлично сделано, явно профессионально. Вот в этом последнем всё и дело, как выяснилось из приложенного письма.
Мой Петер!
Наконец наши большие фотографии, как ты это просил. А здорово вышло, да? Кветка – просто красавица, да? А глазки какие умненькие, да? Ты повесишь это на стену, как хотел? Ну, я рада, теперь мы хоть так с тобой.
Я могла бы тебе не рассказывать, как задумывались эти фото, но я расскажу, потому что всё прекрасно, и ты поймешь, что это именно прекрасно, что нечего тебе и думать о чем-то нехорошем.
Мне позвонил Карел из Праги. Просто так: привет, как жизнь? Я ему всё рассказала, причем с удовольствием: что родила дочь, ей скоро три года, я счастлива. Он поздравил меня и спрашивает, когда я вышла замуж и кто муж, если не секрет. Да, какой секрет, говорю ему, мой муж – Алексей Симонов из Москвы, тот самый, рассказ которого ты, Карел, привез оттуда, а потом передал твоему другу из Австрии, и рассказ там опубликовали, помнишь? Он поначалу не поверил, но я его убедила. И спрашивает: а где он, Алексей, твой муж? Я говорю: он пока в Москве, а со мной – наша дочка. Но он приедет, и мы будем вместе. Карел опять поздравил и вдруг говорит: «Я рад, что ты так, что мы остались друзьями, я скоро буду в Теплице, опять на фестивале Бетховена, очерк делать для газеты, можем увидеться, я тебя поснимаю, а хочешь, и дочку твою сниму, у меня классная камера, я фотографировать умею, ты знаешь».
Вот так, мой Петер, и вышло. Приехал Карел, мы встретились, были на фестивале, потом я пригласила его в гости, он пришел, мы хорошо посидели вместе с мамой и папой, а потом он делал фотосессию – долго возился со светом и снимал, снимал, щелкал, и так, и эдак, и по отдельности, и всем составом вместе с родителями. А через две недели я получила по почте эти фотографии. Молодец Карел! И знаешь, у меня к нему спокойное доброе чувство – как к другу, правда. Он мне всегда нравился: хороший, умный, свой, порядочный. Он же тогда не знал, что у меня есть ты, Петер, ты как не просто знакомый, а я, если помнишь, ему не сказала.
Поэтому он наш друг. И тебе, Петер, тоже, поверь. Он много о тебе спрашивал, передавал привет, и я видела, это искренне. Я даже думаю, ты мог бы позвонить ему, поблагодарить за фотографии. Но это решать тебе. Хотя не знаю, есть у тебя его пражский телефон, домашний. У меня есть, поэтому, если надумаешь, напиши мне, и я тебе вышлю.
Всё хорошо, мой Петер, мы с Кветкой очень-очень любим тебя, папу, который живет в телефоне, но который скоро к нам приедет!
А еще я подумала: а почему бы, когда наш папа приедет и мы обвенчаемся, нам с ним не родить потом еще и мальчика Йозефа? Мне это очень понравилось – родить тебе. Только не опоздай, а то мне уже не двадцать лет.
Твоя жена Петра.
Значит, пражский телефон Карела, домашний телефон… Значит, если я надумаю, написать Петре, и она вышлет…
Назавтра я надумал. Написал. Через месяц получил ответ. И вскоре позвонил Карелу. Всё бы хорошо, да деньги, деньги за эти разговоры с любимой Прагой! Да черт с ними, потому что мы с Карелом хорошо поговорили, а это дороже денег.
В начале 80-х Кир Булычев спросил меня однажды, причем с обычной лукавинкой, не созрел ли я издать свою книгу. Кажется, созрел, ответил я, книга есть, точнее, рукопись книги, сборник повестей и рассказов, но как издать? Он кивнул и сказал: дай почитать. Я дал. Через
Ну, что тут скажешь?
Еще дней через десять новый звонок: «Приезжай ко мне, посидим, предисловие возьмешь».
Потом я сделал ксерокопию этих двух машинописных страниц за подписью мэтра. На память. А первичный текст приложил к машинописной рукописи книги и отнес в редакцию издательства «Молодая гвардия». Именно туда посоветовал Кир, там его издавали, к тому же они намечают серию «Проза века». Как раз для тебя, пошутил он.
Я отнес. Рукопись зарегистрировали, сказали: звоните через месяц, а лучше через два, у нас полный завал, а читать будет редактор Авраменко, человек опытный, грамотный, разбирающийся.
Я доложил Булычеву, кто мой грядущий убийца: «Игорь, его фамилия Авраменко». А в ответ: «Нет, он не убийца, а мучитель. Долго тянет резину, а в принципе нормальный мужик. Давай так: если он будет тянуть, то через полгода, не раньше, я ему позвоню. Я не великий писатель, но напомню о себе, он меня издавал, напомню о себе и о тебе».
Тягомотина длилась действительно немало – два года, несмотря на звонок Булычева. Но издали-таки. В 84-м. Успел я, успел. За год до перестройки, ибо во время и после нее одни издательства вошли в штопор, другие разделились, третьи стали радикально политизированными, а в 90-х почти все – нещадно коммерческими, то есть или зарабатывали на известном, раскрученном авторе, или издавали за счет автора.
Я успел. Моя первая книга с предисловием Кира Булычева называлась «Несколько нежных дней». Естественно, она была послана в Теплице, и так же естественно, что я преподнес ее моему благодетелю, автору предисловия. Когда мы обмывали это дело, он в числе прочего поведал мне о своих корнях. Отец его Всеволод Можейко, оказалось, выходец из белорусско-литовских шляхтичей с гербом Трубы, а мать была дочерью офицера, полковника Михаила Булычева, преподавателя фехтования Кадетского корпуса, а сама она до революции обучалась в Смольном институте благородных девиц.
Вот такая генеалогия писателя-фантаста, потомка фехтовальщика и благородной девицы, крепкого историка и моего благодетеля.
Тем не менее перестройка и некоторые ее последствия лично мне кое-что дали. Точнее, дали две вещи – членство в Союзе писателей и визу в Чехословакию.
По настоянию отца я подал заявление в Союз писателей, присовокупив к нему: а) три положенные рекомендации от членов Союза (конечно, от Кира Булычева, поэта Юрия Ряшенцева, с которым был знаком несколько лет, и от еще одного знакомого – известного поэта-барда Александра Городницкого); б) как полагалось, свои публикации в «Дружбе народов», вышедшую книгу «Несколько нежных дней» и изданный в Австрии рассказ «Молодой Александр» (теперь – наконец-то! – на эту «антисоветчину» вряд ли поглядели бы косо).
Странно или нет, но меня приняли в Союз писателей.
Что я от этого получил? Да ничего по сути, кроме осознания, что теперь я писатель официально.
А вот от наличия визы в Чехословакию я получил очень многое.
– Нет-нет, только самолетом! – твердо сказал я в ответ на возражение Петры по телефону. – В поезде с ума сойду от нетерпения. Только самолетом!
– Страшно мне. Но… ладно. И вот еще: мы тебя встретим в аэропорту, я и Квета.
– Господи, да зачем вам мотаться? Я спокойно прибуду в Теплице автобусом, всего-то два часа! Зачем тебе ехать, да еще с девочкой?
– Петер, она не девочка, она уже холку… э, ну, девушка, ей одиннадцать лет, ты забыл, да?
Я помнил, но всё равно чуть не ахнул, услышав это:
– Одиннадцать? Да-да, конечно, одиннадцать… Но, Петра, незачем вам ехать, я сам!
– Нэ, Петер! Встретим. Ты решил про самолет, а я про встретить. А еще: мне надо в Праге одно дело узнать. Всё, мой Петер. Скажи про билет, когда купишь его: день, рейс, какой час. Я жду тебя, жду, и Кветка, и все мы!..
Опять был сентябрь, как и в первый мой приезд в Прагу. Солнечно, тихо, легкая дымка. Самолет приземлился в международном аэропорту Рузыне около двух пополудни. Из вещей при мне – одна большая сумка с ремнем через плечо, поэтому после паспортного контроля не надо было ожидать багаж, и я сразу вышел в зал, где толпились встречающие.