Два романа об отравителях
Шрифт:
— Что — то неладно в этом доме, — проговорил Хардинг, обводя взглядом холл. — Все тут так красиво и в то же время что то не так. Я здесь человек посторонний и чувствую это. А теперь… если не возражаете, я пойду, попрошу слугу принести мне глоток виски и буду молить всех святых, чтобы в нем не оказалось какой — нибудь неожиданной добавки.
Его шаги отдались в холле гулким эхом. Вздрогнуло пятно света, падавшее на столик, вздрогнул и яд, налитый во флакон. Наверху лежал в горячке человек с сотрясением мозга, а здесь, внизу, стояли, переглядываясь,
— Нелегкое дело, — сказал майор Кроу.
— Нелегкое, — кивнул Эллиот.
— Существуют две возможности, инспектор. Два надежных, солидных следа. Возможно, утром Эммет придет в себя и расскажет нам, что же произошло. Кроме того, существует кинопленка (завтра к вечеру она будет проявлена, у нас в Содбери Кросс есть человек, знающий толк в этом деле), которая точно покажет, что происходило во время спектакля. Не знаю, что еще у нас остается кроме этого — заметьте, что я сказал: у вас. Я должен буду заняться другими делами. С завтрашнего дня, даю вам честное слово, в эту историю я вмешиваться не буду. Это дело остается за вами и, надеюсь, доставит вам немало удовольствия.
Дело не могло доставить Эллиоту удовольствия по ряду причин. Однако, долг требовал, чтобы он им занимался, а пока что все сводилось к одному выводу, столь же ясному и очевидному, как отпечатки пальцев: Марк Чесни был убит, судя по всему, одним из людей, живущих в этом доме.
Тем не менее, все они имели как будто неопровержимое алиби.
Кто же в таком случае совершил преступление? И как оно было совершено?
— Во всем этом я отдаю себе отчет, — сказал майор. — Продолжайте, однако, продвигаться вперед и разберитесь во всем. В любом случае, у меня есть четыре вопроса моего собственного изобретения, и я готов тут же выложить двадцать фунтов любому, кто смог бы мне на них ответить.
— Что же это за вопросы, сэр?
Майор Кроу на мгновенье забыл о своем официальном положении, о своем достоинстве. Его голос перешел почти на крик.
— Зачем зеленая коробка конфет была подменена на синюю? Что означает история с этими проклятыми часами? Какого же на самом деле роста был незнакомец в цилиндре? И чего ради, черт побери, чего ради Чесни резвился с этой южноамериканской стрелой, которую никто в глаза не видел ни до этого ни после?
Третий взгляд сквозь очки
На следующий день в одиннадцать часов утра инспектор Эллиот остановил машину перед отелем «Бо Неш», расположенным напротив входа в римские бани.
Тот, кто сказал, что в Бате всегда моросит дождь, нагло оклеветал этот живописный город, где высокие старинные дома кажутся степенными матронами, глядящими слепыми глазами окон на поезда и автомобили. Правда, если уж быть совершенно точным, именно в это утро дождь и впрямь лил, как из ведра. Входя в холл отеля, Эллиот был настолько угнетен, что чувствовал: если он сейчас же не поделится с кем — нибудь своими заботами, то тут же отправится к старшему инспектору Хедли, чтобы отказаться вести
Этой ночью он почти не спал. Он встал в восемь утра и занялся рутинной процедурой расследования. Однако и это не помогло ему прогнать воспоминание о Вилбуре Эммете с перевязанною бинтами головой, катающегося в бреду по постели и бормочущего сквозь зубы какие — то невнятные слова. Эта кошмарная картина была последним впечатлением прошлой ночи.
Эллиот подошел к дежурному и спросил, как ему найти доктора Гидеона Фелла.
Доктор Фелл был наверху, в своем номере. Учитывая довольно позднее время дня, приходится с чувством некоторого стыда сообщить, что доктор Фелл только что проснулся. Эллиот застал его сидящим за столом в широченном французском халате, с сигарой в зубах, чашкой кофе в одной руке и детективным романом — в другой. Очки держались на носу с помощью широкой черной ленты.
Усы его были взъерошены, челюсти тяжело двигались, фланелевый халат, расшитый голубыми цветами, вздрагивал от глубоких вздохов; доктор пытался догадаться, кто окажется убийцей… Однако при виде Эллиота он резко поднялся, едва не перевернув стол, словно Левиафан, выныривающий из — под подводной лодки. На его лице засияла такая радостная и гостеприимная улыбка, что у Эллиота на душе стало легче.
— Привет! — воскликнул доктор Фелл, протягивая руку. — Что за приятный сюрприз! Рад вас видеть! Да садитесь же, садитесь! И выпейте, обязательно выпейте! Как у вас дела?
— Инспектор Хедли сказал мне, где я смогу найти вас, доктор…
— Отлично, — произнес доктор с коротким смешком и откинулся на спинку стула, разглядывая гостя так, словно это какое — то невиданное любопытное явление природы. — Я тут принимаю воды. Звучит здорово: гладко, красиво, наводит на мысль о самых разнообразных возможностях. «По широкому морю вперед мы плывем, рассекая соленую воду». Однако, честно говоря, после десятой или двенадцатой кружки желание петь у меня возникает крайне редко.
— Неужели так уж обязательно пить ее в таких количествах?
— Любые напитки следует употреблять в таких количествах, — энергично кивнул доктор. — Если не можете делать с размахом, лучше вообще не делайте. А вы как себя чувстваете, инспектор?
Эллиот, собравшись с духом, признался:
— Бывало и хуже.
— О, вот как! — воскликнул доктор. Радостное оживление исчезло с его лица, он обеспокоился. — Наверное, приехали по делу Чесни?
— А вы уже слыхали о нем?
— Гм! Да, — вздохнув, проговорил доктор. — Официант в здешней столовой, отличный парень — кстати, глухой, как пень, но научившийся все разбирать по движениям губ — рассказал мне сегодня утром обо всем. Он узнал от молочника, а тот не знаю уж от кого. Кроме того, я… ладно, вам — то я могу сказать, что был знаком с Чесни. — Доктор выглядел несколько озабоченным. Он потер ладонью короткий блестящий нос и продолжал: — Познакомился с ним и с его семьей на одном приеме месяцев шесть назад. А недавно получил от него письмо.