Два Сэма: Истории о призраках
Шрифт:
— Вы невероятно хорошо держитесь, — сказал я старику.
Тот кивнул, достал из-под стола мусорный ящик и смахнул отпиленную ладонь, которая со стуком туда упала. Затем он отошел к задней стене палатки, закурил сигарету, с трудом запихнул культю в карман плаща и вновь занял прежнюю позицию.
— Боже мой, — прошептала Трис и тут же, вцепившись мне в руку и повиснув на ней, рассмеялась.
Ее смех был безудержным, заразительным — точно от щекотки. Я почувствовал, что невольно начинаю улыбаться. Мы стояли, держась за руки, глядя на карнавальные палатки, ожидая, что будет, когда следующий «путешественник», как назвал нас старик, придет сыграть в эту игру. Мне, по крайней мере, хотелось взглянуть, есть
— Наконец-то, — выдохнула Трис.
— Уверена, что готова? — спросил я, чувствуя, что голова немного кружится.
Я не мог дождаться, чтобы рассказать Кейт о палатке. Не мог дождаться, когда вновь увижу ее. Кроме того, сдержаться и не подразнить Трис было так же сложно, как утерпеть и не засмеяться вместе с ней. Конечно, мне нравилось ее дразнить.
— У меня есть большой злой проф! — сказала она, стиснув мою руку.
Я покраснел, она посмотрела на меня, и мы позволили привидениям в ночных сорочках отвести нас обратно, вокруг длинного красного дома к белой двери и поджидавшему мраку. В моей голове мелькнули две дикие, нелепые мысли, когда меня заводили на крыльцо. Первой мыслью было, что минуту назад я повстречался с судьей Альбертом Алоизием Дарком, который где-то нашел источник вечной молодости и решил провести вечность, затерявшись среди прерий, разрабатывая свои ежегодные появления вместе с избранными приятелями. Слегка извращенный, вечно скучающий Санта-Клаус Хэллоуина. Вторую мысль я высказал вслух.
— А где выход? — спросил я.
— Что? — переспросила Трис.
— Ты ведь сказала, что Роберт вошел внутрь минут двадцать назад. Где он вышел?
— Я думала об этом.
— Ну и что ты надумала?
Трис усмехнулась:
— После вас, профессор Эр.
И снова я осознал возможность того, что на этот раз все было нарочно, лучший из устроенных когда-либо розыгрышей, по крайней мере для меня. Господи, даже Брайан Тидроу мог оказаться шуткой, подумал я, но затем отбросил эту мысль. Я посмотрел в лицо Трис. Ее красный рот был слегка приоткрыт, голубые глаза сияли. Это был не розыгрыш. Во всяком случае, она в нем участия не принимала.
Я взялся за ручку, которая, к моему облегчению, на ощупь была похожа на обычную ручку, и толкнул дверь. Она не скрипнула, отворилась плавно. Я бросил взгляд за плечо, схватил ртом воздух и неуверенно шагнул вперед, втянув за собой Трис. Привидения в сорочках скользили вплотную за нашими спинами, касаясь нас. Одно из них слабо улыбнулось мне и закрыло дверь.
Минуту, может, дольше мы просто стояли во мраке. Я ждал, когда мои глаза привыкнут к слабому освещению, но привыкать оказалось не к чему. Нас окружала темнота. Я силился уловить хоть какой-то шорох, издаваемый людьми или механизмами аттракциона. Пытался расслышать хотя бы обычное дыхание, что-нибудь. Но ничего не было. Шагнуть в это фойе было словно шагнуть внутрь гроба. Даже хуже — словно выйти за пределы этого мира.
— Профессор? — услышал я шепот Трис. Каким-то образом я потерял ее локоть, но почувствовал, что ее ладонь поднимается по моему рукаву.
— Здесь я, здесь... — сказал я, хотя был рад слышать и чувствовать ее рядом не меньше, чем она меня.
Я надеялся, отчаянно надеялся на то, что Кейт позволили присоединиться к какой-нибудь группе. Представить себе, что она так же долго стояла здесь и перед ее глазами маячила тень Брайана Тидроу с ожесточением во взгляде, было для меня уже чересчур. Тут я почувствовал прикосновение. Оно было таким слабым, что я на миг принял его за дыхание Трис на своей щеке. Но потом я понял, что ощущаю его также и на своих руках, будто легкое дуновение. Первое тепло, которое я чувствовал с тех
— Эй! — крикнул я, потому что, даже когда у меня возникла подобная мысль, я уже знал, что это — неправда. Поскольку осознал, что кое-что могу видеть, совсем немного.
Где-то неподалеку словно разгорался бледно-зеленый свет. Я посмотрел на Трис и увидел ее силуэт. Трис тоже взглянула на меня.
— Я вас вижу, — сказала она.
— Тебе лучше? — спросил я.
— Отчасти.
Даже в этом слабом свете мне были видны ее зубы.
— Умница.
Мы находились в чем-то наподобие ангара, длинном, просторном и пустом. Но в пятнадцати футах слева был проход. Слабые порывы сквозняка ощущались отовсюду, но свечение было слева. Я дернул Трис за руку, и мы пошли. Ничего не падало с потолка. Ничто не шевелилось. Уже возле прохода я заметил, что мы идем крадучись. Прохождение павильона ужасов напоминало занятие любовью. Максимальное удовольствие требует концентрации, терпения, чтобы дать себе ощутить мгновение электрической, дразнящей страсти, на пределе возможностей. Несмотря на ежегодные визиты в каждый из «Аттракционов страха» в Кларкстоне, я не напрягал так внимания с институтских лет. Мы шагнули в коридор, тянувшийся футов пятьдесят и потом заворачивавший направо.
— Смотри, устроители все понимают, — сказал я. — Не нужно никаких резиновых топориков, бьющих по голове, ни всяких штуковин, свисающих с потолка на тросах, хватающих тебя за волосы. Достаточно лишь темноты, тишины, немного воображения и...
— Не надо лекций, профессор, — попросила Трис.
Моя улыбка непроизвольно стала шире.
— Но на лекциях я чувствую себя бодрее.
— Да уж, — согласилась Трис, и я увидел, как вспыхнули ее глаза.
Ее концентрация в этот миг была абсолютной. Она повела меня вперед, и я ей это позволил.
Мы прошли, должно быть, футов пятнадцать, когда моя нога, ступив на пол, начала погружаться, и я выдернул ее назад. Меня затянуло неглубоко, но мне не понравилось нечто вязкое, оказавшееся на месте дерева или бетонного пола. Я видел, ощущал и воображал себе чересчур много костей в этот вечер. Я подумал о мягком родничке на темени младенца и содрогнулся. Я снова поднял ногу и поставил ее левее того места, куда только что наступил. Она снова провалилась.
— Это ковер? — спросила Трис.
— Не знаю.
— На ощупь какой-то густой и мокрый.
— А ты никогда не встречала Брайана Тидроу?
— Что?
— Пойдем.
С похожим ощущением я, начитавшись в детстве историй о зыбучих песках, воображал себе, как ступаю по болоту. Я несколько недель до ужаса боялся ходить по траве. Ведь прежде я был абсолютно, непоколебимо уверен в том, что земля тверда.
Иногда наши ноги чувствовали твердую поверхность. Иногда поверхность подавалась под ногой, уходя немного вниз. Я решил, что это могло быть просто старое прогнившее дерево. Хотя я этому и не верил.
Когда мы достигли места, где коридор заворачивал, сияние усилилось, став ярким рассеянным светом, излучавшимся из другого прохода, в десяти ярдах впереди. Не говоря ни слова, мы свернули туда и осторожно двинулись дальше. Пол под ногами снова стал твердым. Порывы сквозняка ослабели, а потом вовсе утихли. Но теперь были другие звуки: шорох, доносившийся из дальнего конца зала, и что-то вроде капанья и хлюпанья, шедших ниоткуда. Будь ночь теплее, я решил бы, что на крыше тает снег. Однако из комнаты, куда вел проход, никаких звуков не доносилось. Мы подошли к ней плечо к плечу, вместе свернули в нее, и Трис ойкнула, захихикала и остановилась. Я тоже не сразу отреагировал, потому что композиция была тщательно сконструирована с упором на реалистичность, а не на омерзительность.