Два сфинкса
Шрифт:
Когда Эриксо откинула вуаль, сбросила плащ и остановилась в нерешительности, граф схватил ее за обе руки и стал жадно всматриваться в нее.
– Tea, Tea! Ты это или не ты? Это твои глаза, но выражение их изменилось; это твоя улыбка, и, в то же время, в ней есть что–то совсем другое, – с тоской пробормотал он.
Затем, во внезапном порыве, вскричал:
– Дитя мое! Прости мне мои сомнения, но моя старая голова отказывается признать неслыханное чудо твоего воплощения. Скажи мне – и это будет последним испытанием, в каком ящике этого бюро
С этими словами он подал молодой девушке связку ключей.
Эриксо с грустной улыбкой подошла к бюро и нажала скрытую пружину. Тотчас же откинулась передняя доска и открыла целую массу дверец и ящиков. Выбрав ключ, молодая девушка открыла одно отделение и вынула оттуда футляр.
– Вот портрет Эрвина! – сказала она. – А в том ящике лежит смоченный кровью и пробитый пулей бумажник дяди Адальберта; здесь, налево, лежат драгоценности мамы и письма, которые она писала тебе невестой, а в том мои первые башмачки и…
Граф не дал ей продолжать. С хриплым стоном он привлек Эриксо в свои объятия и заливаясь слезами, стал покрывать ее поцелуями. Затем он упал в кресло. Эриксо опустилась на колени, обняла и прижалась головой к груди графа.
– Отец! Дорогой отец! Ты признаешь меня своей дочерью!
Невыразимое чувство, незнакомое Tea, как не знавшей прошлого, охватило ее. В памяти ее ясно проходили все фазы ее двух существований, и Эриксо, сирота, рабыня и вечная жертва Аменхотепа, была счастлива и страстно ценила эту отцовскую любовь, которую не видела никогда.
Когда, наконец, отец и дочь немного успокоились, граф прижал к себе белокурую головку Эриксо и радостно сказал:
– Теперь, дорогая моя, нам необходимо подумать, как создать тебе при мне законное положение. Сказать правду мы не можем и я могу лишь удочерить тебя. По этому поводу у меня явилась даже прекрасная идея. Был у меня двоюродный брат, тоже Кронбург, как и я, но негодяй и авантюрист, от которого отказалась вся наша семья. Он эмигрировал в Турцию и недавно там умер. Перед своей смертью он писал мне. Итак, я поеду в Константинополь, куда попрошу тебя отправиться раньше, и привезу тебя оттуда, как его дочь.
План был одобрен и решено было, что Эриксо и профессор на следующий день уедут в Константинополь, где к ним присоединится граф. Леербах же должен был ехать в свое имение и уже потом появиться в качестве жениха.
Эта программа была в точности выполнена, и шесть недель спустя граф вернулся в замок вместе с Эриксо, которую представил соседям, как дочь своего кузена Освальда, которой ее эксцентричный отец дал совершенно необычное имя Эриксо.
Все нашли вполне естественным необыкновенное сходство молодой девушки с Tea. В обществе ее приняли с распростертыми объятиями. Некоторые же странности, прорывавшиеся в манерах и взглядах Эриксо, приписаны были ее странному воспитанию.
Затем приехал Леербах, и, некоторое время спустя, был объявлен женихом Эриксо. Свадьба
Несмотря на все окружавшее ее счастье, несмотря на любовь отца и Ричарда и на безоблачное будущее, которое, казалось, сулила ей судьба. Эриксо по–прежнему была беспокойна и нервна.
Ричард понимал, что причиной этого был страх, как бы снова не появился ее преследователь; по временам и его сердце тоскливо сжималось при воспоминании об Аменхотепе. Тем не менее, он и граф всячески старались убедить Эриксо, что ее страх напрасен и что если бы египтянин мог овладеть ею, он давно бы попытался это сделать.
Эриксо всегда отмалчивалась на эти убеждения, но однажды они вывели ее из терпения.
– Сразу видно, отец, что ты не знаешь Аменхотепа, но Ричард должен был бы иметь более ясное представление о его могуществе. Он может прокрасться ко мне и под видом ящерицы обрушиться на меня, как ураган, окутать и увлечь в пространство. Молния повинуется ему и его воля может камни ниспровергать. Моя единственная надежда состоит в том, что он не захочет убивать меня, а от всех других нападений меня защитит священный нож, который я унесла от него и с которым никогда не расстаюсь. Сделать же новый – отнимет у него слишком много времени.
Приближалось время, назначенное для свадьбы. Жизнь в замке мирно текла своим чередом.
Бэр тоже, по настоянию графа, поселился в замке. Оба старика очень подружились, но будучи страстными любителями шахматной игры, сражались каждый вечер. Профессор был холост и не имел семьи.
Вечером накануне свадьбы все были в сборе. Граф и Бэр, по обыкновению, играли в шахматы, а жених с невестой сидели рядом в салоне и разговаривали. Эриксо казалась озабоченной и беспокойной более чем когда–нибудь. Положив головку на плечо жениха, она рассеянно слушала его уверения, что маг, очевидно, погиб от возвратного удара вызванных им же сил.
– Дай Бог, чтобы то или другое твое предположение оправдалось! – со вздохом заметила молодая девушка.
В эту минуту где–то далеко–далеко ясно прозвучал серебристый звон колокольчика.
Эриксо побледнела, как смерть, и вскочила с дивана.
– Он! Слышишь! Этот звон возвещает его приближение, – пробормотала она.
Взгляд ее растерянно блуждал по комнате.
Ричард, также слышавший звон, тоже встал и прислонился к столу. Вдруг на стене против него появился силуэт большой кошки, зеленоватые глаза которой начали фосфоресцировать.
Но прежде чем он успел собраться с мыслями, Эриксо как тень скользнула к видению. Нож Аменхотепа сверкнул в ее руке, и она с силой ударила им в стену. В ту же минуту послышался сильный треск, из лезвия ножа брызнул сноп искр и перед изумленным и испуганным взором барона появилось на стене, точно нарисованное, изображение громадной кошки.
Вздох облегчения и торжества вырвался из груди Эриксо. Еще раз она победила мага его же собственным оружием и парализовала направленные против нее когти.