Два шага до любви
Шрифт:
— Конечно, отдыхай, Славочка! — поспешила поддержать такой план мама.
Квартира и в самом деле находилась недалеко, и уже через пятнадцать минут, умудрившись не попасть ни в одну пробку и пролетев практически под все зеленые светофоры по пути, мы заезжали на подземную парковку его дома.
А в лифте разошлись по разным углам и, не произнеся ни одного слова, доехали до нужного этажа, и так же молча, напряженно, он открыл дверь ключами, и мы вошли в квартиру.
— Я редко тут бываю и не очень помню, что у меня здесь есть, но, по-моему, шампанское должно
— Неудобный момент, — чуть с хрипотцой в голосе от напряжения заметила я и предупредила: — Как-то захотелось сбежать.
Он развернулся, шагнул ко мне, обнял за талию под полами моего распахнутого пальто и мягко, почти нежно отверг мой слабый порыв:
— Нет, нет, какое бежать, — прижал он меня к себе, приподнял, отрывая от пола, и, заглянув в мои глаза, добавил, — побег мы отменяем и пресекаем на самом корню.
И поцеловал. Бежать я передумала сразу и вообще забыла и о побеге, и обо всем остальном на свете, кроме поцелуя этого мужчины. Его губы, руки, запах кожи, дыхание — все в этом мужчине сводило меня с ума!
Я не помнила, как это у нас с ним было почти семнадцать лет назад, в памяти остались только какие-то особо острые и яркие моменты. Мы стали совсем другими, нас изменила жизнь, в нас изменилось восприятие мира, изменился возраст и состав крови — мы изменились настолько, что сравнивать с теми, прежними, было бы смешно, да и невозможно.
В нас стала иной сила восприятий и ощущений, и этот его поцелуй явился ошеломлением и открытием для меня — в нем было столько страсти чувственного мужчины, а не мальчика, столько эротики и обещания, что от тех чувств, которые я переживала, прижимаясь к нему и возвращая поцелуй, мне казалось, я потеряю сознание! По крайней мере, разум меня покинул окончательно и более своим заумничанием не тревожил!
— Где кровать? — прохрипела я, когда он наконец прервал этот затянувшийся поцелуй.
— Мы туда идем, — усмехнулся Берестов.
А я только теперь сообразила, что он и на самом деле куда-то торопливо движется и несет меня, так и не выпустив из кольца своих рук. Рассматривать обстановку спальни и саму кровать мне было некогда, я лишь с радостью отметила про себя, что она широкая.
И неожиданно в голове словно выстрелила предательская мысль: «Если он мне сейчас скажет «раздевайся», я сразу передумаю, остыну и уйду! Сразу!»
«Раздевайся, дорогая», — говорил мне Роман Олегович в спальне и смотрел, как я это делаю. «Освободи грудь и сними трусики, — говорил он мне, закрывая дверь кабинета. «Раздевайся, дорогая», — говорил он, когда мы оставались в доме одни, и ему хотелось взять меня на столе в гостиной или где угодно. Он никогда сам не расстегнул на мне ни одной пуговицы, ни одного замка и не сдергивал с меня в нетерпении одежду, он всегда просил тоном мягкого приказа: «Раздевайся, дорогая!»
— Я помогу! — охрипшим от желания голосом сказал Берестов, заметив, что я застряла рукой в рукаве пальто.
И спешно принялся стаскивать с меня и пальто, и остальную одежду, а я пыталась проделывать то же самое с ним, забыв о своем мимолетном страхе. Это оказался самый сложный момент в нашем стремлении соединиться — мы путались в вещах,
Я его так торопила, что отказалась от малейшего промедления на предварительные ласки, хотя он и пытался, но я потащила его на себя, и, сдавшись без сопротивления, Берестов вошел в меня одним мощным движением и замер, а я выгнулась дугой ему навстречу, и непонятный, не то всхлип, не то крик радости вылетел из моей груди.
— О боже! — простонал Берестов и уперся лбом и мой лоб. — Я сделал тебе больно?
— Нет, нет! — подгоняла я его. — Не останавливайся, только не останавливайся!
— Ни за что! — со всей серьезностью пообещал он.
И мы понеслись вперед, поддерживая друг друга, подстегивая, что-то шепча, спрашивая-отвечая, двигаясь телами в унисон и совпадая, совпадая! Совпадая во всем!
И я испытала свой первый за все эти семнадцать лет ошеломляющий оргазм!
Во сто крат сильнее и во столько же раз прекрасней, чем сохранилось у меня в потускневших воспоминаниях! Посредством Сергея Константиновича Берестова только что выяснилось, что я могу хотеть мужчину, могу хотеть близости с ним и могу испытывать радость от секса и переживать оргазм и что я все еще женщина! А мне казалось, что ничего этого во мне уже нет.
— Охренеть! — просипел он где-то у меня над головой в районе подушки, в которую упирался лбом, и повторил: — Охренеть!
Он медленно скатился с меня, перевернулся на спину и, притянув меня к себе одной рукой, другую закинул за голову.
— Я даже вспомнить не могу, когда у меня было нечто подобное! — и усмехнулся. — Да, госпожа адвокат, вы полны сюрпризов! Это прямо как из ролевых игр: блестящая, чопорная, изысканная, холодная и недоступная адвокатша в костюме-мундире и такая горячая сексуальная женщина, спрятанная за этим фасадом.
А я тут же окаменела от этих его слов.
Наверняка любая другая женщина только легко бы посмеялась в ответ и что-то промурлыкала из разряда: «Ах, ты разгадал мой маленький секрет» или «У меня такая работа, необходимо соблюдать дресс-код».
Но в том-то и дело, что я не нормальная женщина!
Я прожила одиннадцать лет в браке с человеком старше меня на двадцать семь лет, который, занимаясь сексом, был озабочен только своими ощущениями и чувствами, а я просто выполняла свой долг, ничего не испытывая при этом, кроме, порой, неприятных ощущений. Да, я понимала, что это не совсем нормально, но это были единственные семейные отношения, которые я знала и к которым приспособилась.
Наверное, давно надо было обратиться к психологу и вывести из себя все накопившиеся комплексы и связанные с ними проблемы, но меня нисколько не пугала, не влияя на качество жизни, эта моя холодность к мужчинам и нежелание вступать с ними в интимные отношения, а даже, наоборот, и чем-то помогало — при моей-то работе.
Но сейчас произнесенные Берестовым слова настолько меня задели, словно кто-то провел наждаком по оголенным нервам.
Он сразу же почувствовал мое напряжение и, перевернувшись на бок, заглянув мне в лицо, спросил: