Два шага до любви
Шрифт:
И я смотрела на него, спящего своего спасителя, и отчетливо понимала, что мой долг ему огромен, значительно выше и больше, чем можно представить, и что суетно-житейская ерунда, казавшаяся мне еще вчера такой важной и непреодолимой, оказалась просто мутной пеной налета на прошлом!
Ничто не имеет значения! Все такая тупая, бестолковая человеческая глупость! Я чуть не потеряла сегодня сына! И на фоне этого факта хрень, которой мы забиваем свои головы, видится в истинном свете: суетливой ничтожностью нашего эго, которое убивает, уничтожает в нас все самое главное и важное, и единственно
Я осторожно села на край кровати, наклонилась и поцеловала его в холодные губы. Берестов вздохнул и с трудом открыл глаза.
— У меня начались эротические видения? — тихим, немного севшим голосом спросил он с видимым усилием.
— Пока нет, — улыбнулась я и снова его поцеловала. — Спасибо. У меня нет слов передать, как я тебе благодарна.
— Как парень? — спросил он.
— С ним теперь все будет хорошо. Благодаря тебе, — улыбалась я ему, — ты его спас.
— Он сам себя спас, — старательно выговаривал слова Берестов. — Мне врачи там рассказали, пока я мог еще что-то слышать. Он сам себе перетянул артерию и еще пытался помогать другу. У тебя отличный парень.
«У тебя тоже, — подумала я. — У тебя тоже!» Но я расскажу ему об этом не сегодня. Скоро.
— Спасибо тебе, — еще раз поблагодарила я.
— Не плачь, — помолчав немного, сказал он.
— Я не плачу. Я не могу плакать, — улыбнулась я.
— А что у тебя течет по щекам? — улыбнулся он в ответ.
— По щекам? — удивилась я.
Я приложила ладони к лицу и почувствовала на них влагу, и удивленно уставилась на мокрые кончики пальцев, даже провела по ним большими пальцами, дабы убедиться.
— Я не плакала много лет, — посмотрела я на Берестова. — Однажды, очень давно, я выплакала все слезы, и что-то там сломалось внутри меня, и я больше не могла плакать, даже когда очень хотелось, когда это могло бы мне помочь.
— Просто у тебя еще не было такой радости, — сказал он потрясающе верно.
— Да, — согласилась я, — такой радости у меня еще не было.
— Слушай, я тут посплю, — полусонно проговорил Берестов, закрывая глаза.
Я наклонилась и еще раз поцеловала его в губы:
— Поспи.
И тут подумала, что сначала от страха, а потом от радости и облегчения совсем забыла выяснить важные обстоятельства произошедших событий, что нужно срочно наверстать. И я отправилась в приемную регистратуру узнать, что с Темкой и его родителями.
Я выяснила не только это, но и подробности случившейся аварии.
Они в общем потоке начали движение на зеленый свет светофора, когда из-за поворота, на свой красный свет, вылетел на запредельной скорости мажор на «БМВ», который решил проскочить перекресток перед уже тронувшимися машинами. Игра у них такая, развлекуха адреналиновая!
Крайний в левом ряду водитель успел его заметить и притормозить, а Лешка, шедший в среднем ряду, из-за этого маневра вылетевшей машины не видел, и «БМВ» на скорости, превышающей сто пятьдесят километров, врезался в них, в левый бок. И машина, отлетев, другим, правым боком ударилась в идущую рядом и перевернулась, а там пошла цепная реакция.
Наташа сидела рядом с мужем на переднем сиденье,
А мажор из «БМВ» жив и отделался легким переломом руки и незначительными травмами.
«Убью!» — влет подумала я.
Вот лично сделаю все, чтобы его не просто посадили, а закатали в тюрягу до конца жизни, на самую жесткую зону! Сама, через агентуру Игоревых уголовников на зону слух пущу о его голубых наклонностях, с легким намеком на склонность к педофилии! Пусть «кукарекает» по жизни столько, сколько ему останется! И родителей его, богатых придурков, укатаю! Укатаю! Какие бы кресла ни занимали! Я реально могу это сделать!
— Что с вами, Мирослава Витальевна? — осторожно спросил подошедший сбоку Олег.
— Новости посмотрела об этой аварии, — зло ответила я.
— А, это, — кивнул он, — Игорь Романович лично занялся, сказал, что размажет этого придурка вместе с его семейкой. Они уже выступили по этому поводу, вы в курсе? Папаша его интервью дал, мол, что-то отказало в машине и ее сейчас на экспертизу отправили, а сын его «иже херувим» в белом: не пьет, не курит и никаких наркотиков, боже упаси!
— Хорошо, что Игорь занялся, а то я уже его приговорила, пока смотрела новости, и на зону отправила, — перевела я дух, изгоняя из себя кровожадную отупляющую мстительность.
Мне сейчас нельзя себе такие эмоции и чувства позволять! Все силы, какие только есть во мне, требуется отдать своему сыну и друзьям помочь, а не растрачивать их на наказание этой мрази!
Хорошо быть холодным, отстраненным, профессиональным адвокатом, пока это не коснется лично тебя! И я четко отдавала себе отчет, что имею реальную возможность воплотить в действительности все, что хотела сделать с этой сволочью. Но именно как специалист самого высокого уровня я понимала, что этого как раз-таки делать нельзя, — факт моей личной заинтересованности может стать той лазейкой, что даст преступнику возможность избежать наказания. Пусть Игорь. Он его «сделает», и родители его не помогут, какой бы там пост папаша ни занимал своей задницей!
— Вот и правильно, — поддержал Олег, повторив почти дословно мои мысли. — Вам сейчас надо сыном заниматься, а не справедливость восстанавливать.
— И не только сыном, — объяснила я. — Вся семья его друга здесь, у отца, говорят, почти нет шансов, мать в коме, а Темка, их сын, тяжелый совсем. И родственники у них не в Москве живут. Надо обзвонить, сообщить.
— Я займусь, Мирослава Витальевна, — быстро уверил меня Олег и протянул мне пакет. — Вот, что вы просили, соки. Это для Максима?