Два шага маятника
Шрифт:
– Я буду счастлив пробыть здесь и месяц.
Врачи окружили больного.
– Что с вами, Гешшонек?
– спросила Полина.
– Слабость… Слабость…
– Сколько вам лет?
– Шестьдесят восемь.
– Он самый известный человек в городе, - сказал Сарджи.
– Лидер рабочих. Прекрасный сталевар.
– В палату!
– приказал Карел.
– Скажите офицеру охраны, пусть он оповестит: Гешшонек пробудет в лаборатории длительное время. Мы его поставим на ноги.
К вечеру толпа поредела: жара после полудня усилилась и разогнала любопытствующих.
После десяти, когда окончательно спала жара и очередь улеглась вдоль садовой ограды, опять возникло волнение. Люди вдруг вскочили, закричали, столпились у входа. Они увидели, как подъехала большая машина. Из нее вышел властный старик и двинулся к входу.
– Куда?
– закричали в очереди. Передние сдвинулись и прикрыли собой вход в лабораторию.
Старик не отвечал. Кто-то сказал с испугом:
– Да это Шерер! Сам Шерер…
– Какой еще Шерер?
– Посторонитесь. Это Шерер, владелец заводов, глава компании.
Толпа неохотно расступилась. Старик шагнул к двери, смело открыл ее. И нос к носу столкнулся с Карелом.
– Хелло, Долли?
– сказал он деловым тоном.
– Я узнал вас по газетным снимкам.
– Чем обязан?
– сухо спросил Карел.
– Закройте дверь, - приказал посетитель, но увидев, что биолог не трогается с места, повернулся н сам прикрыл ее.
– Может быть, пройдем в кабинет?
Но Карел не выразил желания идти в кабинет. Он стоял и загораживал дорогу.
– Говорите, - тоном приказа ответил он.
– Моя фамилия Шерер. Отто Шерер. Урдон - Санта-Рок, химические заводы. Пластмасса, волокно.
– Ну?..
– Моя чековая книжка в вашем распоряжении.
– Он выхватил из кармана книжку и помахал ею.
– Я готов хоть сейчас, Долли…
– Не понимаю вас.
– Хочу лечь в вашу клинику.
– Зачем?
– На операцию. Пятьсот тысяч, и давайте начнем сегодня.
– Нет.
– Семьсот!
– Я не работаю за деньги, Шерер, - резко сказал Карел. Лицо его стало непреклонным.
– Но как же? Вы нуждаетесь в деньгах, это всем известно. Бизнес сам идет вам в руки. Вы деловой человек и отказываетесь от денег!
– У меня нет времени объяснять вам положение.
– Миллион! Вы должны понять, у меня крупное производство, страшно много дел. У меня, наконец, молодая подруга! Я должен быть сильным и молодым, Долли!
– Еще раз повторяю, Шерер…
За дверьми волновались люди. Шум нарастал. Лицо Шерера пошло пятнами, глаза стали кроткими, умоляющими.
– Доктор Долли, прошу вас… Два миллиона! Разорюсь, но…
Карел предупредительно открыл дверь. Он едва сдерживал себя. Этот старик пришел покупать себе молодость!
– Прошу вас, Шерер…
Сникнув, как-то согнувшись, старый делец вышел, растолкал людей и сел в машину, сильно хлопнув дверцей. Взгляд, которым он окинул лабораторию, не предвещал добра.
Теперь
Ласкар благополучно миновал успокоившуюся очередь, обманул бдительность фоторепортеров, дежуривших на другой стороне улицы, разыскал машину и быстро доехал до своего дома.
Прислуга долго возилась с замками и цепочками, пока открыла дверь: хозяйка приказала строго охранять вход. В комнатах было тихо. Ласкар заглянул к Памеле. Она спала, не раздеваясь. Бедняжка! Он ти-хо подошел к ней и поправил подушку. Памела сразу открыла глаза и вскочила.
– Ты?!
Она обняла его и успокоенно вздохнула.
– Видишь, все благополучно, - сказал Ласкар.
– А комиссия?
– У нее нет оснований для недоверия.
– Значит, Карел все им рассказывает и показывает?
Ласкар замялся.
– Нет, не все, - признался он.
– Далеко не все.
Памела сказала с чувством:
– Я очень боялась. Ведь если хоть один чужой узнает тайну обновления организмов, ее узнают и те, кому не положено знать.
– Ты имеешь в виду Хеллера?
– И его тоже. В первую очередь. Ты ничего не знаешь о нем?
– Нет. Он даже не откликнулся на наше сообщение.
Памела задумалась, лицо ее стало озабоченным.
– Хеллер еще покажет зубы, поверь мне, - сказала она.
– Поздно, он вышел из игры.
– Не думаю, - со скрытым значением отозвалась она.
– Его друг пастор Ликор через свою газету сеет подозрения, он обвиняет нас в пристрастии к левым силам.
– Вот видишь. Тут рука Хеллера.
– Ядовитые зубы бессильны. Такой подъем, такая благожелательность!
– Ласкар был настроен очень благодушно.
– Даже наш премьер поздравил Карела и распорядился выставить охрану. Что может сделать Хеллер? Его роль сыграна, аплодисментов не последовало.
– И все-таки… - Памеле очень хотелось, чтобы Ласкар сам не забывал об опасности и внушил чувство настороженности Карелу.
– Я понимаю тебя, - согласился Ласкар.
– Брат не позволит застать себя врасплох.
Не зажигая света, они сидели в комнате, радостно взволнованные, счастливые оттого, что стали близкими, оценили друг друга и уже не мыслили себе, как это можно жить в разных мирах, если все их чувства и желания стали одинаковыми, и они находят особую прелесть не в том, чтобы раздувать огонь противоречии, а в том, чтобы уступать друг другу, проявлять терпимость и дружбу даже там, где их наклонности и характеры не совпадают. Памела думала обо всем этом с тихой радостью, считая, что счастьем своим она всецело обязана доброте и отзывчивости мужа. Ласкар размышлял о том же, по приходил к иному выводу. «Видно, - думал он, - для таких женщин, как Памела, истинное счастье становится возможным лишь после серьезных и тяжких испытаний, которые подносит нм жизнь». Как бы там ни было, но он считал себя одним из счастливейших людей на свете. Радость жизни, так долго ускользавшая от него, пришла в его дом, вошла в него. Любимая жена, успех в их совместной с Карелом работе, гуманнее которой нет ничего па свете, - ну что еще надо человеку?