Два талисмана
Шрифт:
«Высокородные господа поссорились, — со злым отчаянием думал начальник стражи. — А я в их ссору вляпался, как в болото…»
Джанхашар с тоской выглянул в окно — на двор, где торчал юнец в черно-синей перевязи. Ну вот, жутко даже подумать: он заставляет Спрута ждать за дверью! Надо было, конечно, сразу его принять… но никак не удается решить: как же себя с ним вести?
Во дворе к высокородному юноше подвалил десятник Аштвер, с маху хлопнул по спине. Джанхашар дернулся, будто это его шарахнули грубой лапищей. Хотел проорать скотине-десятнику, чтобы тот немедленно
Джанхашар сдержался, вцепившись в подоконник, а юный Спрут обернулся и что-то сказал Аштверу.
Разговаривают! О Безликие, разговаривают! Причем у Аштвера рожа без тени подобострастия!
Эге, а ведь юный господин наверняка не назвался Сыном Клана, иначе беседа не шла бы так бойко. И что это может значить? Вероятно, Спрут не хочет, чтобы по городу ходили слухи о его позоре?
«Да провалитесь вы оба в трясину, и дядюшка, и племянничек! — взвыл про себя Джанхашар. — Вместе с вашими дурацкими играми! Вы сегодня побранились — завтра помирились, а я виноватым окажусь, да? Молодой господин не забудет, как я ему жизнь отравлял!»
Ну, нет! Джанхашар не станет изводить юного господина. Наоборот, пылинки с него сдувать будет. И по возможности оградит от тягот и опасностей службы. Упаси Безликие, если потомка Первого Спрута зарежут в портовой драке! Да что там зарежут — хотя бы ранят! В Хранителе наверняка взыграют родственные чувства, он начальника стражи наизнанку вывернет и в бантик завяжет…
Дверь отворилась, через порог шагнул окаянный юнец, из-за которого Джанхашар уже пережил уйму неприятных мгновений, а в будущем наверняка переживет еще больше.
Молчание затянулось: разговор положено начинать тому, кто знатнее, а проклятый Спрут явно уступал эту честь своему командиру.
Наконец юноша сообразил, что Джанхашар этак будет молчать до глубокой старости, и с легким поклоном поприветствовал начальника.
— Рад видеть нового стражника! — с облегчением отозвался тот. — Рвемся послужить родному городу, не так ли? Похвально, весьма похвально…
Джанхашар сам почувствовал, как фальшивы эти добродушно-отеческие нотки в голосе, и резко остановился. Чуть помолчал и продолжил более сдержанно:
— Зачисление в стражу, можно считать, уже состоялось. Когда моему господину угодно будет приступить к работе?
Высокородный негодяй бодро изъявил готовность приступить к работе прямо с этого мгновения. Интересно, его дядя запихнул в стражу, чтобы проучить за что-то? Или сам прискакал сюда в поисках приключений и назло родне? Должно быть, сам: вон какие глаза веселые…
Чтоб его демоны съели! Теперь придется измышлять для знатного юнца задания, чтоб не запачкал свои ручки и не попортил ненароком себе шкурку. Одна надежда — долго это цирковое представление продолжаться не будет. Кому-нибудь оно скоро надоест — Хранителю или мальчишке. Надо тянуть время…
Слова «цирковое представление» навели Джанхашара на удачную мысль.
— Я решу, в какой десяток зачислить молодого господина, а пока он может заняться первым… э-э… поручением. За Ракушечной площадью
Во дворе довольного, веселого Ларша остановил десятник:
— Наш Могучий Бык тебя в какой десяток запихал?
— Изволит думать. А пока велел мне идти за Ракушечную площадь. Там цирк приехал, так мне велено было приглядеть, чтоб с циркачами не было хлопот.
Аштвер ничем не выдал удивления: надо же, мальчишка в десяток не определен, а уже получил приказ от самого начальника стражи! Да еще на такое несерьезное дело отправлен… с чего Джанхашар так озаботился приездом циркачей?
Но никаких вопросов Аштвер задавать не стал. Лишь посоветовал:
— Мимо Нового порта не ходи. Поднимись по Кривой лестнице, обогни гавань…
— А разве мимо порта не быстрее? — удивился юнец.
— Там тебя грузчики отлупят, — повел плечом Аштвер.
У мальчишки сделалось такое потрясенное лицо, что десятник снизошел до объяснений:
— Портовая сволочь не любит нашего брата. Тех, кто ходит по двое-трое, не тронут, а «краба»-одиночку обязательно изловят.
Мальчишка, явно плохо знакомый с жизнью приморской части города, потерял дар речи. Десятник хохотнул при виде его ошарашенной физиономии и хлопнул паренька по плечу:
— А ты думал, город трепещет перед «крабами»? Прохожие уступают тебе дорогу, трактирщики наливают вино бесплатно, все девчонки — твои… так? Привыкай, сынок, к мысли, что нас в городе не любят и при случае норовят потрогать кулаками, особенно припортовая рвань… Ладно, это всё я тебе объясню, а сейчас — слышишь? — меня зовут к командиру. А ты… почему ты еще здесь? Давай-ка бегом!..
Десятник опасался крепкого нагоняя: пришлось докладывать о неудаче с поимкой экипажа контрабандистской шхуны «Вредина». Аштвер старательно спихивал вину на береговую охрану, которая, собственно, и должна была заниматься ловлей контрабандистов. При этом он понимал, что командир береговой стражи будет винить в промахе именно его: если люди, за поимку которых назначена награда, нагло шляются по городу, то поимка их — дело «крабов»…
К удивлению десятника, Джанхашар выслушал оправдания равнодушно и рассеянно. И вместо искрометной, гневной тирады, которой ожидал стражник, лишь вяло бросил:
— Остолопы…
Сообразив, что разноса не будет, ибо начальство угнетено какими-то своими заботами, Аштвер нахально перешел в атаку:
— Да как работать-то, если от десятка остались четверо? Ругир женился, ему тесть велел из «крабов» уйти. Дхар-наррабанец на родину подался, я докладывал моему господину…
— А кому сейчас легко? — бросил командир все так же отстраненно, занятый своими мыслями. — У кого десяток полный?