Два танкиста из будущего. Ради жизни на земле
Шрифт:
— Это хорошо, что вы так уверены. Но я считаю, необходимо еще раз перепроверить все и снова доложить мне полученные результаты через… — нарком перевернул листы откидного календаря, — через четыре дня. Ясно? А сейчас доложите, как дела с заводом XXX.
— На завод прибыл представитель московской лаборатории. Как мне доложили, через два дня начнется снаряжение опытных образцов боеприпасов взрывчаткой, а еще через три дня — испытания боеприпаса в новом снаряжении.
— Неплохо, — удовлетворенно констатировал нарком. — Тем более что из войск хорошие отзывы о «Васильке» идут. Так что ваша забота, чтобы ничего нормальной работе завода не мешало. Все. Свободны.
Капитан ГБ Мурашов встал и, четко отдав честь, повернулся и вышел из кабинета. Проводив его, Лаврентий Павлович не стал снова садиться в кресло, а подошел к карте и некоторое время
Через несколько минут тот принес свежезаваренный чай, одновременно пропуская в кабинет начальника Управления Особых отделов, недавно по инициативе самого Сталина получившего собственное наименование — «Смерш», то есть «Смерть шпионам», генерал-майора ГБ Абакумова. Долго обсуждали текущие дела нарком внутренних дел и начальник управления Особых отделов Красной Армии. Но рабочий день, даже после ухода Абакумова, у наркома еще не закончился. Поужинав прямо в кабинете, он продолжил работу над документами. Долго горела лампа на столе в кабинете, расположенном в здании на площади Дзержинского, бывшей Лубянке.
Работал не только нарком, работало и большинство его подчиненных. Главное учреждение, занимавшееся безопасностью страны, стояло на ее страже.
«Из вечернего сообщения Совинформбюро от 2 июля 1942 г.
В течение 2 июля наши войска вели бои на МУРМАНСКОМ, ЛУЖСКОМ, ВОРОНЕЖСКОМ, ИЗЮМСКОМ, РОСЛАВЛЬСКОМ направлениях. Наши войска продолжают отбивать упорные атаки противника.
Наша авиация продолжала наносить удары по войскам противника и атаковала его аэродромы. За 1 июля уничтожено 45 немецких самолетов. Наши потери 24 самолета.
Вчера нашими войсками после упорных боев оставлен город Херсон».
Как говорил в свое время капитан Копылов: «Добрым словом, да если еще и на танке подъехать, можно любого уговорить». Чем мы и занимались последние два дня. Правда, противник ни на слова, ни на просто подъехавшие танки не реагировал, поэтому приходилось использовать и более весомые аргументы в виде сорокакилограммовых снарядов. Н-да, повоевали… Немцы все время пытались нас на флангах прощупать и окружить, а мы уворачивались. Вот тут-то Сергей Олегович и его бойцы отличились. Подвижные группы, усиленные мотострелками, немцев постоянно отслеживали, обстреливали, заставляя развернуться и время терять. В общем, что-то вроде действий танкистов Катукова в прошлом году получилось. Только фрицы не просто в лоб перли, а все время обходом действовать пытались. Но вот отсутствие нормальной радиосвязи и диверсии разведчиков им сильно мешали. А разведгруппы Сергеев неплохо скомпоновал, в каждой обязательно снайпер и пулеметчик с трофейным МГ. Благо эти пулеметы мы постоянно себе старались оставлять, трофейщикам не сдавали. Все же «дегтярь», при всех своих достоинствах для малых групп плохо подходит, а единый пулемет с большим запасом патронов — самое то. Жаль, не смогут сейчас его создать, слишком сложная задача, которую наши инженеры лишь к концу пятидесятых годов решат. Патрон трехлинейный с его устаревшей гильзой, несмотря на всю мощь, для автоматического оружия плохо подходит. Воистину, нет у нас ничего более постоянного, чем временное. Вот и патрон, принятый как паллиатив, весь двадцатый век продержался и в двадцать первый перешел. Впрочем, может, и не надо менять то, что и так хорошо работает.
Вчера вообще интересно было, нас итальянцы атаковать пытались. Сначала я даже не поверил своим глазам, когда эти «горячие южные парни» на своих легких танках и самоходках на нас полезли. Помнится мне, что они должны были целой армией где-то в начале осени на фронте появиться. Увы, первый год войны я лучше изучал, чем остальные, поэтому и помню лучше. Все время пытался понять, где и что мы делали неправильно, и запомнить, чтобы, «если завтра война, если завтра в поход», прямо сегодня для себя быть готовым ко всем неожиданностям.
Впрочем, я опять отвлекся. Когда нас атаковали, я как понял, кто это, чуть не заржал радостно вслух. Вспомнился мне сразу польский фильм «Приключения канонира Доласа», как один поляк в Африке целый полк итальянцев в плен взял. Тут у меня
Взяли мы нескольких пленных и, с трудом переводя с немецкого на итальянский и русский, разобрались, что атаковала нас «быстрая», то есть бронекавалерийская, дивизия «Принчипе Амедео Дука д’Аосто». Н-да, как же они приказы отдают с такими названиями? Переводится все это великолепие, если я правильно понял, как «Князь Амадей, герцог д’Аосто». Кажется, такая дивизия, как механизированная, в советской литературе упоминалась во время описания битвы под Сталинградом. Какая, к черту, механизированная, скорее, по-моему, танковая, нас как минимум шесть-семь десятков танков атаковало и самоходки еще, противотанковые. Даже с батарею тяжелых самоходок наши артиллеристы накрыли, когда они с полузакрытых позиций нас обстрелять пытались. Впрочем, может, это здесь так? Не знаю, не знаю…
Так что отогнали мы итальянцев, трофеев, что успели, понабрали, особенно машины повышенной проходимости мне понравились, и опять отступать пришлось — немцы с левого фланга обходить начали, это нам из штаба соседей, из стрелкового корпуса, сообщили. Отошли, а сегодня с утра нас пехота сменила и приказ пришел — в тыл. Мы, конечно, обрадовались, только вот когда к станции железнодорожной добрались, новый приказ нас застал. Так что погрузились мы, а перед отправлением всех офицеров собрали, кроме тех, кто на дежурстве, естественно. Черт, прямо-таки не знаю, что и думать. В общем, меня комбригом поставили, а Андрея в штаб фронта вызывают за новым назначением.
Приказ зачитали, и в помещении бывшего школьного спортзала стало шумно. Командиры наши обмениваются впечатлениями. Пока еще тихо, но, чувствую, после собрания и погромче начнутся разговоры. Перемены большие происходят, Андрей с собой Калошина, Стониса и Колодяжного забирает, Махров моим замом идет, на штаб обещают кого-то прислать, да и особист новый будет. Как-то мы с ним уживемся?
После собрания идем с Андреем ко мне в вагон прощаться. Собирается небольшая компания, немного выпиваем, немного и разговариваем. Потом все расходятся, и мы с Андреем остаемся вдвоем. Говорим мало и в основном по делу. Наконец пора прощаться, за ним приехала машина.
Крепко обнимаемся, я треплю за уши Ленга, а Андрей гладит Мурку. Все, вот остался я один. Правда, Андрей обещал, что все равно бригаду не забудет, при первой возможности или вернется, или попробует к себе перетянуть. Не думаю, что у него это получится, армия есть армия — и он, и я об этом знаем…
Честно говоря, уезжать из бригады, ставшей практически родным домом в этом, как ни крути, чужом мире, Андрею абсолютно не хотелось. Хотя интуиция, пока ни разу его не подводившая, молчала, но настроение его после прощания с Сергеем совсем испортилось. Поэтому в дороге он больше думал и только изредка поглаживал с любопытством принюхивающегося к окружающему миру Ленга. Заметив это, остальные спутники тоже примолкли, и несколько часов дороги прошли в томительной тишине, прерываемой только редкими репликами сидящего за старшего машины Колодяжного и ответами шофера.