Два ужасных мужа
Шрифт:
– Надо же, Силуян, как интересно-то! Я заслушалась. Может, тебе бросить фантастику и заняться историческими романами?
– Тогда мы пойдем по миру, – заверил ее мэтр. – Кто сейчас читает исторические романы?
– Ладно, не отвлекайся, что же все-таки ты нашел в этой папке?
– Немецкий у меня довольно уверенный, поэтому я быстренько пробежал текст. Совершенно рядовой документ, образчик немецкого бюрократизма. Протокол номер четыре заседания Координационного совета при германском правительстве по духовному взаимодействию и сохранению наследия.
– А в чем же секрет? – удивилась Эльвира, слушавшая с неослабевающим вниманием.
– Никаких секретов там на первый взгляд не было – ни военных, ни гражданских. Там вообще никакой конкретики не было.
– И что же навело тебя на мысль, что документ заслуживает внимания?
Силуян усмехнулся. Кажется, он недаром решил поделиться с Эльвирой информацией. Она очень цепкая, наблюдательная и умная. И отлично умеет следить за ходом его мыслей. А это может приободрить любого мужчину.
– Обычно при наличии закрытой информации на первом листе ставили гриф секретности, – объяснил он. – А здесь не было даже элементарного регистрационного номера правительственного делопроизводства. Напечатан он довольно небрежно, с многочисленными исправлениями и даже грамматическими ошибками, что, согласись, странно для аккуратных и пунктуальных немцев. Особенно если учесть, что документ правительственного уровня.
– Может быть, это всего лишь черновик протокола? – предположила Эльвира.
– Не исключено, – согласился Силуян. – Но как это сейчас установишь? Тут еще стоит иметь в виду, что время для гитлеровцев было горячее, практически агония рейха – им стало не до таких мелочей. Меня больше всего заинтересовала дата документа – 20 апреля 1945 года.
– А что это за дата такая? – наморщила лоб Эльвира.
– День рождения Гитлера, – ответил Силуян. – Надо было понять, не шутка ли это, не подделка ли? Знаешь, всегда найдутся желающие забавляться такими вещами. Но косвенные признаки – бумага, шрифт машинки, даже скрепка – указывали на его подлинность. К тому же мое появление в архиве было абсолютно случайным, да и сам архив, как я говорил, готовился перекочевать на помойку.
– Силуян, ты меня по-настоящему заинтриговал, – призналась Эльвира. – У меня все другие мысли сразу из головы вылетели.
– Потому что в душе ты настоящая авантюристка, – сказал Силуян. И это, несомненно, был комплимент. – Так вот. Я уже собирался швырнуть папку с протоколом в кучу просмотренных документов, но что-то меня удержало. Интуиция, наверное. Я решил напоследок еще раз внимательно просмотреть текст. И вдруг меня осенило! Что, если это шифр? Не тот, классический, где буквы заменяют
В общем, папку я унес с собой. Тайно, ни у кого не спросив и никого не предупредив. Впрочем, кого это могло заинтересовать, кроме двух-трех ветеранов, которые уже из дома практически не выходят? Я вспомнил молодость, когда немного баловался криптографией и даже написал студенческий научный доклад на эту тему. Конечно, справиться с работой дешифратора мне помогли обстоятельства – в Берлине в апреле сорок пятого уже началась паника. Видимо, стройная система шифровки была уже разрушена или специально немцами демонтирована. Конечно, серьезный шифр уровня «Гехаймсшрайбера» или легендарной «Энигмы» я бы, естественно, не осилил…
– Что такое гехаймс… брай…
Силуян засмеялся.
– Это знаменитые немецкие шифровальные машины. Но не в этом дело. Считаю, мне повезло, по-настоящему повезло. Я догадался, что передо мной шифр, и сумел это доказать. Несколько дней я, как проклятый, бился над текстом. Пробелы были всюду. Мне не хватало знания немецкого языка, немецкой истории, поэзии. Пришлось потревожить тени великих композиторов Баха и Вагнера. В итоге мне удалось расшифровать примерно две трети текста. С остальным, сколько ни бился, ничего не получилось.
– А то, что ты расшифровал? Что там было? – Эльвира так разволновалась, что едва не схватила мужа за руку. А поскольку он вел машину, это было небезопасно. – Не тяни, что там зашифровано?
– Знаешь, мне трудно рассказывать на ходу. Предлагаю поехать куда-нибудь перекусить. Я, как это ни странно, ужасно проголодался, – сказал Силуян. – Заодно расскажу тебе все до конца. А то движение меня отвлекает.
Он взял курс на знакомый ресторанчик и ловко припарковался возле длинного забора, забравшись одним колесом на тротуар.
– Итак? – нетерпеливо спросила Эльвира, когда они устроились за столиком и сделали заказ. – Что такое на самом деле протокол номер четыре?
У простой черной рубашки, в которой она «пошла на дело», был обольстительный вырез. Силуян не мог отвести глаз от выглядывающей из этого выреза полоски кружев. Какого черта он позволил своей жене, любимой жене, баловаться на стороне? Отпустил ее в свободное плавание? Ему надо было постоянно что-нибудь придумывать, что-то изобретать, что-то делать, черт побери, для того чтобы поддерживать в ее глазах этот жгучий интерес.
– Протокол номер четыре – это документ из канцелярии Мартина Бормана, – сказал он, понизив голос. – Распоряжение о проведении сверхсекретной операции. К сожалению, я разобрался лишь в общих чертах. В Пруссию, в Кёнигсберг, который к тому моменту уже был занят советскими войсками, направляется особая группа из резерва СС. Цель – вывезти некие ценности, находившиеся там на спецхранении с лета 1943 года.
– Какие ценности? – выдохнула Эльвира.
От нее тонко пахло жасмином и тальком. Силуяну казалось, что с него, как шелуха, слетели лет десять как минимум.