Два в одном
Шрифт:
– Здорово, что догадался купить квас, по такой жаре будет очень в тему! – услышал Акакий возглас молодухи, – О, ты и борщик купил, какой молодец! Давай им и поужинаем тогда, – сказала она, держа в руках одну из банок.
Растерянный Акакий не поверил своим ушам. «Квас купил? Борщ?! Да как же это? Что ж это за хозяйка, чей муж заместо домашнего борща чужой покупает? А огурцы? Зачем же покупать, коль земля есть, и всё вырастить можно… Ох-хо-хо… Всё с ног на голову перевернулось! И впрямь интересно, сколько же я всё ж таки проспал?».
Устав от переживаний, Акакий снова поглубже зарылся под лестницу. Философски подытожив «утро вечера мудренее», решил, что на сегодня день закончен, и он вполне может себе позволить передохнуть, несмотря на вертящуюся вредной мушкой в голове мысль, –
Петро заканчивал белить печь в их крохотном, но новёхоньком, только из-под топора, доме. Марьюшка стояла рядом, любуясь мужем за работой. Она была на сносях и стоять было уже тяжеловато, но ей очень нравилось наблюдать за ловкими, отточенными движениями увлеченного своим делом Петра.
Они были совсем молодой, но ладной парой. Зажиточные родители Петра так и не приняли Марьюшку, – мол, нищая бесприданница-приживалка без роду, без племени не чета их семейству, – но, хоть и не одобряли выбор своёго младшего сына, и потратили немало сил, пытаясь наставить того на путь истинный, всё же, не сумев перебороть его упрямство, со временем перестали вставлять палки в колёса и оставили молодых в покое.
Отец и вовсе махнул рукой, сказав «живи как знаешь», и опосля, как подостыл, даже сподобился вместе со старшими сыновьями помочь младшему за лето поставить сруб и крышу. Сложно сказать, что им двигало больше, – то ли любовь к сыну, то ли нежелание, чтобы тот приводил сноху в его дом под одну крышу с любимой, но не отличавшейся излишней терпимостью женой, – так или иначе, дом у молодых к осени был почти закончен. Конечно, создавать уют им ещё предстояло долго, но они были очень рады тому, что могли жить и хозяйствовать самостоятельно. Особенно была счастлива Марьюшка, которая рано осталась сиротой, и с малолетства чувствовала себя ненужным лишним ртом в и так немаленькой семье своей дальней родственницы. Год назад она и представить себе не могла, что совсем скоро у неё и её любимого Петеньки будет собственный дом, и уж особенно после знакомства с его маменькой, которая с первого взгляда взъелась на неё и искренне считала, что Марья приворожила его каким-то зельем от местной деревенской бабки-травницы.
После неудачного знакомства с семейством милого, Марьюшка очень боялась, что Пётр и вовсе бросит её, послушав отца с матерью. Но тот, обычно такой нежный и покладистый с ней, вдруг с родичами как дикий конь встал на дыбы и наотрез отказался слушать какие-либо доводы супротив своей суженной, прямо и жёстко высказав: «Коли не принимаете её, то и мне в вашем доме больше делать нечего! Значит, землянку вырою и в ней будем жить, но Марью свою не оставлю». И в самом деле ушёл ведь. Выбрал место посуше на берегу старого пересохшего русла когда-то изменившей своё течение реки, углубил образованный водой навес и укрепил его балками, закрыл-замазал щели, установил подобие печи-мазанки с выводом, и увёл в новоиспечённое жильё свою Марьюшку.
Марьюшкины родственнички не сказать, чтобы сильно обрадовались уходу Марьи. Марьюшка, хоть и была «приживалкой», но с малолетства росла работящей, изо всех сил стараясь выполнять всю возможную работу по дому и огороду, дабы сделать своё проживание в их доме как можно более незаметным и необременительным, – а потому услужливая и всегда готова взяться за любую работу девица и пара её сноровистых и умелых рук лишними в хозяйстве не были. А тут вдруг взяла да переметнулась к суженному. Ну да рассудили по старой деревенской мудрости: «С глаз долой, из сердца вон».
Мамаша же Петра несколько дней воем выла, проклиная «заклятую ворожейку, похитившую разум» её любимого младшенького сыночка, но потом решила, что лучше пусть в её доме под присмотром будет, нежели под подолом злодейки, – а там, глядишь, и найдётся способ как отвадить. Но тут уж ейный муж, отец Петра, взбеленился, – «не бывать этому!». Так и зажили молодые поначалу в землянке.
Получилось
По щекам забывшегося чутким беспокойным сном Акакия сами собой покатились слёзы…
Глава 7. Пора за дело
Сквозь закрытые веки Акакий почувствовал, что где-то вдалеке на самом горизонте забрезжил свет. Ещё не успев толком проснуться, удивился «Что ж это петухи-то до сих пор молчат?..». В избе было слишком тихо. «Уж не проспала ли Марьюшка? Коровушка-то не доена, как бы не опоздать с пастухом на пастбище отправить, – мелькнуло в полудрёме – Надобно бы её толкнуть, а то ж Петро сегодня не до самовыпаса, сено собирался заготавливать», – подумал он, окончательно просыпаясь.
Момент пробуждения принёс с собой вспышку мелькнувших быстрой чередой в мозгу картинок прошлого, сердце больно сжалось, будто схваченное антрацитово-чёрной хищной лапой, из горла сам собой вырвался полувсхлип-полувздох… Тягучее бессилие и абсолютная безнадёжность неотвратимо накатывались тяжёлой давящей волной, стремясь поглотить его целиком. Он, мучительно скривившись, всё же выдрал себя из этой удушающей смеси, подавил близко подошедшие слёзы и вновь вернулся в настоящее, буквально заставив себя думать о том, что день грядущий ему уготовил.
Разбегающиеся, не слишком весёлые мысли о новой жизни тем не менее на удивление быстро помогли Акакию прийти в себя. Сердитость ли на беспутных обитателей придала сил, или понимание, что работы в нынешнем жилище непочатый край, заставило запульсировать исконно домовую хозяйственную жилку, – так или иначе, Акакий почувствовал себя намного лучше.
С облегчением он ухватился за свои вчерашние растерянность и раздражение, и сосредоточился на этих, спасительных сейчас, якорях. Выпестовав в себе пришедшую вместе с тем вредность, недовольный, но уже вполне разумный и более-менее похожий на себя Акакий, наконец, выбрался из своего укрытия и пошёл разведывать, куда же все запропастились. Судя по стремительно светлевшему небу, времени было уже много. Прошлёпав в большую комнату, чуть скрипнув послушно приотворившейся ему дверью, Акакий обнаружил жильцов мирно посапывающими в кровати. Малютка спала на соседнем мягком диванчике.
– Фу ты, ну ты! – возмутился он. – И с чего мы так разоспались, интересно? Да, хозяйство небольшое, но ухода-то всё равно требует!
В негодовании он с шумом уронил на пол стоящий неподалёку табурет. Отец семейства вздрогнул и проснулся. Жена сквозь сон, не открывая глаз, пробормотала:
– Что это было?..
– Спи, спи, – ответил тот и сел на кровати, сонно глядя перед собой, с трудом открывая то и дело обратно закрывающиеся глаза и едва удерживая тело в нормальном положении.