Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
— Чем вы больны, сэр? Почему вы такой?
Джим прищурился и медленно проговорил:
— Думаю, многое было предопределено до моего рождения. Генетика. Ошибка. А потом — огонь. Всё в огне. Я не видел её, Себастиан. Мне только рассказали. Но я знал, как бомба разрывает тело.
Твою мать.
— Представлял себе это в деталях. Я был умным мальчиком. Начитанным. Ещё церковь, — взгляд Джима соскользнул в сторону, мазнул по поверхности стола и сосредоточился на пламени свечи, — исповедь в грехах.
Последние слова прозвучали совсем невнятно. И вдруг, встряхнувшись, Джим сказал с лёгкостью, насмешливо:
— Я не понимаю одного, Себастиан.
— Чего, сэр? — спросил Себ, чувствуя, что хочет не просто уйти, а сбежать ко всем чертям.
— Как ты мог дожить до тридцати пяти лет…
— Мне ещё нет тридцати пяти, — ляпнул он и тут же пожалел об этом. Джим фыркнул:
— Как ты мог дожить до тридцати четырёх лет, десяти месяцев и одиннадцати дней, если тебе так больше нравится, оставшись таким… — он задумался, выбирая слово, — невинным.
Абсурд. Иначе и не скажешь. Пожалуй, ещё никогда в жизни Себ не был так благодарен армейской выучке, как в эту секунду, потому что ему удалось воспринять эту чушь с каменным лицом. И даже заметить ровно:
— Вас неверно информировали, сэр.
Джим беззвучно засмеялся, плечи у него застряслись, голова дёрнулась. Себ понимал, что его провоцируют, и поэтому смог промолчать. Окей, если Джиму хочется так думать — не проблема. Он не станет хвастаться ни количеством женщин, ни количеством убийств на своём счету.
Прекратив смеяться, Джим снова стал серьёзным, к нему вернулась слабость. Чуть опустив веки, он прошептал:
— Ты не просто не испачкался. Ты даже не видишь грязи. Иди, Себастиан Майлс.
И, окончательно обессилев, Джим уронил голову на руки.
«Подъём», — скомандовал Себ, но остался сидеть. Джим выглядел больным и жалким. Откровенно говоря, он выглядел как человек, которому требуется помощь. Где-то в голове упорно стучали обрывки его несвязных рассказов, и та картина, в которую они складывались, вызывала ужас.
Вспомнился маленький чёрный мышонок, которому отрубили хвост — один посреди города равнодушных белых мышей. Все предположения, от которых Себ тогда отмахнулся, теперь получили подтверждение. Дерьмо.
— Сэр… — позвал Себ. Джим не шелохнулся. — Джим?
Оглядевшись, Себ поймал вопросительный взгляд официантки и покачал головой, говоря, что всё хорошо и помощь не требуется. Поднялся, подошёл к Джиму, наклонился и снова позвал по имени.
С большим трудом он приподнял голову, сфокусировал мутный взгляд и слабо сказал:
— Уходи. Ты ведь не сможешь помогать мне каждый раз?
Десятью минутами позже, сгружая Джима на переднее сиденье «Форда»,
Джим молчал, видимо, слишком вымотанный приступом, чтобы что-то говорить. И это радовало. Кажется, он проспал всю дорогу и с трудом открыл глаза, только когда Себ запарковался возле дома тринадцать.
Лифт не работал.
Джим едва держался на ногах, и Себ тащил его почти что на спине, всерьёз подумывая о том, что было бы проще закинуть на плечо как мешок.
Возле двери Джим зашевелился и буркнул:
— Справа…
В правом кармане пиджака действительно нашёлся брелок, но без ключей, с пластиковой прямоугольной пластиной, на которой выступала на миллиметр чёрная кнопка. Себ нажал её, дверной замок щёлкнул. С облегчением Себ дотащил Джима до дивана и уложил. И вот, на этом — всё.
Закрыв дверь, он стянул с бывшего босса ботинки, снял пиджак, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Выдохнул. Расчистил немного места возле дивана. Нашёл на подлокотнике пульт и погасил свет. Сел на пол и закрыл глаза, вслушиваясь в знакомое неровное дыхание.
Завтра.
Завтра Джим придёт в себя, и в этой истории можно будет поставить точку. А пока оставалось радоваться, что не нужно рассказывать сказку.
Себ резко открыл глаза и с большим трудом сохранил неподвижность, хотя кулак уже сжался. Джим нависал над ним, пристально вглядываясь в его лицо. Он не вставал с дивана, просто приподнялся на локте, поэтому Себ и не проснулся раньше. Выдохнув и подождав, пока пульс придёт в норму, Себ сказал медленно:
— Однажды я действительно могу вас убить, сэр. Не надо меня специально пугать.
Джим улыбнулся — светло и совершенно не безумно.
— Я и не хотел, — произнёс он кротко. — Но ты не похож на себя, когда спишь. Мне стало интересно.
С несколько деланным кряхтением Себ поднялся на ноги и потёр поясницу. Сон в такой позе — плохая идея в его почтенном возрасте. Сделав несколько наклонов, он спросил:
— Что значит: «я не похож на себя, когда сплю»? В этом вообще есть смысл?
— Конечно, — свесив с дивана босые ноги, Джим тут же зябко поджал пальцы, охнул: — Холодно!
— Не особо, — буркнул Себ. В конце концов, ему лучше знать. Он просидел на этом полу всю ночь.
— Знаешь, — сообщил Джим, всё-таки вставая, — обычно люди во сне выглядят очень глупо. А ты… — он хмыкнул, — производишь куда более грозное впечатление. Забавно, да? Не вздумай никуда уйти, — велел он и пошлёпал, переступая через груды мусора, в сторону потайной двери, — в ближайшие полчаса.