Двадцать четыре секунды до последнего выстрела
Шрифт:
Дыхание замедлилось, сбился ритм. Раздался глубокий, медленный вздох. Обречённость, лёгкое раздражение, покорность. Ни капли ненависти.
Джим проверял: ненависти в нём просто не было, никогда.
— Про что сказку? — спросил Себастиан покорно.
Если бы Джим мог, он зажмурился бы сильнее от удовольствия. По обострённому слуху — единственному чувству, вернувшемуся к нему, — баритон Себастиана прошёлся как широкая тёплая мягкая влажная кисть по голой спине. До воображаемых мурашек.
В принципе, он мог бы начать зачитывать телефонный
— Расскажи сказку, — повторил Джим.
Ещё один глубокий вздох. И Себастиан проговорил тихо, осторожно, заполняя голосом всё уплывающее сознание Джима:
— Гулял мышонок по лесу…
Глава 39
В Карлайле редко бывало жарко. Вот и сейчас, несмотря на май, стояла прохладная погода. Что не мешало Себу уже час как сидеть на веранде в плетёном кресле, закинув ноги на низкий столик, пить остывший чай и почти бездумно смотреть поверх живой изгороди на зелёные поля.
Все ушли.
Папа увёл Джоан стрелять грачей — по его словам, они так расплодились, что местным разрешили всесезонный отстрел на этот год. Сьюзен, уставшая от долгой дороги и новых впечатлений, заснула сразу после ланча. Мама на кухне возилась с обедом.
Впервые за два дня Себ остался полностью предоставлен своим мыслям. Господи, как будто в них было хоть что-нибудь хорошее.
Он сорвался к родителям неожиданно, без всякого плана. Выдернул из школы Сьюзен, слегка напугал своим порывом Джоан (и, заодно, рассмешил, она даже не удержалась от шутки о том, как стремительно развиваются их отношения, раз уж дело дошло до знакомства с родителями). Просто понял, что не может оставаться в Лондоне, в одном городе с Джимом. Ему нужно было сбежать куда угодно — и почему-то первым делом в голову пришла мысль о Карлайле.
Ему требовался перерыв. Те самые две недели отсрочки, которые он получил, нужно было использовать с толком.
Знакомство Сьюзен и Джоан, из-за которого он должен был бы переживать, прошло как в тумане.
Родители были и удивлены, и рады приезду. Их встречали объятиями, восклицаниями, множеством сумбурных вопросов, тут же усадили за поздний ланч, и Себ на автопилоте улыбался, поддерживая разговор, сути которого не улавливал. Когда наконец все разошлись, Себ остался на веранде тупо смотреть в пустоту.
Где-то в голове поселился Джим, но даже его Себ почти не слышал. Разве что изредка улавливал: «Ты бы медленно истекал кровью, мой Святой Себастиан, ждал бы смертельного выстрела… Но его бы не последовало». Ему было страшно, когда Джим говорил об этом, и не потому что он боялся смерти или претворения этой фантазии в жизнь.
Сзади скрипнула дверь. Себ узнал шаги, поэтому не стал оборачиваться. На плечи опустился тёплый плед. Подтянув его, Себ закутался и пробормотал:
— Спасибо.
Мама села в соседнее кресло и попросила:
— Убери ноги со стола, дорогой. От папы это
— Я потом приберусь. И стол помою.
Шевелиться не хотелось даже ради маминой просьбы.
Раздался тяжёлый вздох с намёком: «За что мне эти двое?»
— Тебе помочь? — спросил Себ через пару минут молчания.
— Не надо, там всё уже готово, — ответила мама и спросила с искренней заботой: — Как ты, Басти?
— Нормально, — выдавил он стандартный ответ, точно зная, что маму он не убедит. Но ему не хотелось сейчас расспросов. Просто ещё немного посидеть здесь, в тишине.
— Джоан — замечательная девушка.
— Ты разговаривала с ней час за ланчем, маловато для выводов, — фыркнул Себ, слегка расслабившись. Раз уж так надо говорить, то лучше о Джоан. — Но да, она замечательная.
— Только вот совсем не в твоём вкусе.
Себ хмыкнул:
— Наверное, мне виднее.
— С десяти лет ты выбирал девочек умных, но скромных, домашних и обязательно красивых, — уверенно заметила мама, впрочем, явно в шутку.
— Да уж, школьная подружка — отличный показатель.
— Или восемь? Если вы будете жить вместе, Джоан скрутит тебя в бараний рог, дорогой.
Себ лениво прикрыл глаза и кивнул.
— Ладно.
— Пожалуй, ты прав. Она умница, так что тебе это не навредит.
— Ты только что сказала, что мне пойдёт быть подкаблучником. Спасибо, мама, — сказал он, слегка улыбнувшись. — И нет…
— Что нет?
— Даже не вздумай сказать, что так оно и есть.
— Хочешь — не буду.
Если зажмуриться, то очень легко было представить, что он только что вернулся из школы. Папа на работе, и они с мамой сидят на этой веранде, пьют чай и болтают. И самая большая проблема на свете — это низкий балл за сочинение, в котором было много ошибок и никакого смысла, поскольку книгу, о которой нужно было писать, Себ не прочёл: скучная и про любовь.
— Когда ты родился, — произнесла мама задумчиво, — я чувствовала себя ужасной матерью. Ни с чем не справлялась. И всё утешалась тем, что ты немного подрастёшь — и проблем станет меньше.
Да, Себ так тоже думал, держа в руках орущее одеяло по имени Сьюзен. Поэтому покачал головой и сказал:
— Не сработало.
— О, ты это уже выяснил? Я осознала попозже, к твоим, наверное, одиннадцати. А хуже всего становится, когда дети вырастают и уже не рассказывают про свои проблемы.
Приоткрыв глаза, Себ повернул голову и сказал спокойно:
— У меня нет никаких проблем, если ты об этом. Я просто заработался, устал. И всё.
Протянув руку, мама коснулась его пальцев. Погладила.
— Я не спрашиваю, Басти. Просто рада, что ты приехал.
Мама снова откинулась в кресле.
— Я тоже рад, — невнятно ответил он. И не сопротивлялся, когда спустя полчаса мама встала и обняла его сзади, поцеловала в макушку. Обычно он старался избегать такого рода нежностей, но никогда не скрывал, во всяком случае, от самого себя, что ему они были очень приятны.