Двадцать лет спустя (часть первая) (худ. Клименко)
Шрифт:
— Отставной военный, не так ли?
— Совершенно верно.
— У которого был лакей по имени Гримо? — расспрашивал Планше, с обычной своей осторожностью считавший, что лишняя справка не помешает.
— Господин Гримо сейчас в отъезде, — ответил лакей, не привыкший к подобным допросам и начинавший уже оглядывать Планше с головы до ног.
— В таком случае, — сказал радостно Планше, — я вижу, что это тот самый граф де Ла Фер, которого мы ищем. Откройте мне, пожалуйста, я хотел бы доложить графу, что мой господин, его друг, приехал сюда
— Что же вы раньше этого не сказали? — ответил лакей, отворяя ворота. — Но где же ваш господин?
— Он едет за мной.
Лакей отворил ворота и пропустил Планше. Тот сделал знак д’Артаньяну, который въехал во двор, испытывая небывалое волнение.
Взойдя на крыльцо, Планше услышал, как кто-то говорил в нижней зале:
— Где же этот дворянин? Отчего вы не проведете его сюда?
Этот голос, донесшийся до д’Артаньяна, пробудил в его сердце тысячу ощущений, тысячу забытых воспоминаний. Он поспешно соскочил с лошади, между тем как Планше, с улыбкой на губах, уже подходил к хозяину дома.
— Да ведь я знаю этого молодца! — сказал Атос, появляясь на пороге.
— О да, господин граф, вы меня знаете, и я также вас хорошо знаю. Я Планше, господин граф. Планше, помните ли…
Но тут честный слуга запнулся, пораженный наружностью Атоса.
— Что? Планше? — вскричал Атос. — Неужели д’Артаньян здесь?
— Я здесь, мой друг! Я здесь, дорогой Атос! — пробормотал, чуть не шатаясь, д’Артаньян.
Теперь и прекрасное, спокойное лицо Атоса изобразило сильное волнение. Не спуская глаз с д’Артаньяна, он сделал два быстрых шага к нему навстречу и нежно обнял его. Д’Артаньян, оправившись от смущения, в свою очередь, сердечно, со слезами на глазах, обнял друга.
Тогда Атос, взяв его за руку и крепко сжимая ее в своей, ввел д’Артаньяна в гостиную, где находилось несколько гостей. Все встали.
— Позвольте вам представить, господа, — сказал Атос, — шевалье д’Артаньяна, лейтенанта мушкетеров его величества, моего искреннего друга и одного из храбрейших и благороднейших дворян, каких я знаю.
Д’Артаньян, как водится, выслушал приветствия присутствующих, ответил на них, как умел, и присоединился к обществу, а когда прерванный на минуту разговор возобновился, принялся рассматривать Атоса.
Странное дело! Атос почти не постарел. Его прекрасные глаза, без темных кругов от бессонницы и пьянства, казалось, стали еще больше и еще яснее, чем прежде. Его овальное лицо, утратив нервную подвижность, стало величавее. Прекрасные и по-прежнему мускулистые, хотя и тонкие руки, в пышных кружевных манжетах, сверкали белизной, как руки на картинах Тициана и Ван-Дейка. Он стал стройнее, чем прежде; его широкие, хорошо развитые плечи говорили о необыкновенной силе. Длинные черные волосы с чуть пробивающейся сединой, волнистые от природы, красиво падали на плечи. Голос был по-прежнему свеж, словно Атосу было все еще двадцать пять лет. Безупречно сохранившиеся прекрасные белые зубы придавали невыразимую прелесть улыбке.
Между
— Вот и Рауль вернулся!
При имени Рауля Атос взглянул на д’Артаньяна, как бы желая подметить любопытство, которое должно было возбудить в том это новое имя. Но д’Артаньян был так поражен всем виденным, что ничего еще толком не понимал; поэтому он довольно безразлично обернулся, когда в гостиную вошел красивый юноша лет пятнадцати, просто, но со вкусом одетый, и изящно поклонился, сняв шляпу с длинными красными перьями.
Тем не менее приход этого нового, совершенно неожиданного лица поразил д’Артаньяна. Множество мыслей зародилось у него в уме, подсказывая ему объяснение перемены в Атосе, казавшейся ему до сих пор необъяснимой. Поразительное сходство Атоса с молодым человеком проливало свет на тайну его перерождения. Д’Артаньян стал выжидать, присматриваясь и прислушиваясь.
— Вы уже вернулись, Рауль? — сказал граф.
— Да, сударь, — почтительно ответил молодой человек, — я исполнил ваше поручение.
— Но что с вами, Рауль? — заботливо спросил Атос. — Вы бледны и как будто взволнованны.
— Это потому, что с нашей маленькой соседкой случилось несчастье.
— С мадемуазель Лавальер? — живо спросил Атос.
— Что такое? — раздалось несколько голосов.
— Она гуляла со своей Марселиной в лесу, где дровосеки обтесывают бревна; я увидел ее, проезжая мимо, и остановился. Она тоже меня увидела, хотела спрыгнуть ко мне с кучи бревен, на которую взобралась, но оступилась, бедняжка, упала и не могла подняться. Мне кажется, она вывихнула себе ногу.
— О боже мой! — воскликнул Атос. — А госпожа де Сен-Реми, ее мать, знает об этом?
— Нет, госпожа де Сен-Реми в Блуа, у герцогини Орлеанской. Я побоялся, что девочке недостаточно хорошо оказали первую помощь, и прискакал спросить вашего совета.
— Пошлите кого-нибудь в Блуа, Рауль! Или лучше садитесь на коня и скачите туда сами.
Рауль поклонился.
— А где Луиза? — продолжал граф.
— Я доставил ее сюда, граф, и положил у жены Шарло, которая покамест заставляет ее держать ногу в воде со льдом.
Это известие послужило гостям предлогом для ухода. Они поднялись и стали прощаться с Атосом. Один только старый герцог де Барбье, двадцать лет бывший в дружбе с семьей Лавальер, пошел навестить маленькую Луизу, которая заливалась слезами; но, увидев Рауля, она отерла свои прелестные глазки и сейчас же улыбнулась.
Герцог предложил отвезти ее в Блуа в своей карете.
— Вы правы, сударь, — согласился Атос, — ей лучше поскорее ехать к матери; но я уверен, Рауль, что во всем повинно ваше безрассудство.