Двадцать лет спустя (иллюстрации Боже)

Дюма-отец Александр

Молодые люди подошли сначала к мертвому и переглянулись с удивлением.

— Это священник, — сказал Бражелон. — На голове у него тонзура. О негодяи! Поднять руку на священнослужителя!

— Пожалуйте сюда, сударь, — сказал Юрбен, старый солдат, участник всех походов кардинала-герцога. — Тому уже ничем не поможешь, а вот этого еще, пожалуй, можно спасти.

Раненый печально улыбнулся.

— Меня спасти? Нет, — сказал он. — Но помочь мне умереть — да.

— Вы священник? — спросил Рауль.

— Нет.

— Мне показалось, что ваш несчастный товарищ принадлежал к церкви, поэтому я вас об этом спросил, — сказал Рауль.

—

Это бетюнский священник. Он хотел отвезти в надежное место священные сосуды и казну своей церкви; принц оставил наш город, и, может быть, завтра его займут испанцы. Так как все знали, что неприятельские шайки рыщут в окрестностях и план, задуманный священником, опасен, то никто не отважился сопровождать его. Тогда я предложил свои услуги.

— Эти негодяи напали на вас! Они стреляли в священника!

— Господа, — сказал раненый, оглядываясь, — я сильно страдаю, но мне все же хотелось бы, чтобы меня перенесли в какой-нибудь дом.

— Где бы вам могли помочь? — спросил де Гиш.

— Нет, где бы я мог исповедаться.

— Но может быть, — сказал Рауль, — вы вовсе не так опасно ранены, как думаете?

— Сударь, — отвечал раненый, — поверьте мне, нельзя терять ни минуты. Пуля пробила шейку бедренной кости и проникла в живот.

— Вы лекарь? — спросил де Гиш.

— Нет, — сказал умирающий, — но я немного понимаю в ранениях и знаю, что моя рана смертельна. Постарайтесь же перенести меня куда-нибудь, где бы я мог найти священника, или возьмите на себя труд привести его сюда, и бог вознаградит вас. Нужно спасти мою душу, — тело уже погибло.

— Умереть за исполнением доброго дела! Это невозможно, бог вам поможет.

— Господа, — сказал раненый, собирая все свои силы и стараясь встать, — ради бога, не будем терять время в пустых разговорах. Помогите мне добраться до ближайшей деревни или поклянитесь вашим вечным спасением, что вы пришлете сюда первого монаха, первого священника, которого вы встретите. Но, — прибавил он с отчаянием, — едва ли кто отважится прийти: ведь все знают, что испанцы бродят в окрестностях, и я умру без покаяния. О господи, господи! — воскликнул раненый с таким ужасом в голосе, что молодые люди вздрогнули. — Ты не допустишь этого! Это было бы слишком ужасно.

— Успокойтесь, — сказал Гиш, — клянусь вам, вы получите утешение, которого просите. Скажите нам только, есть ли здесь поблизости какое-нибудь жилье, где мы могли бы попросить помощи, или деревня, куда можно послать за священником?

— Благодарю вас, да вознаградит вас господь. В полумиле отсюда, по этой же дороге, есть трактир, а через милю примерно дальше — деревня Грене. Поезжайте к тамошнему священнику. Если не застанете его дома, обратитесь в августинский монастырь, последний дом селения направо, и приведите мне монаха. Монаха или священника, все равно, лишь бы он имел от святой церкви право отпускать грехи in articulo mortis. [15]

15

В смертный час (лат.).

— Господин д’Арменж, — сказал де Гиш, — останьтесь при раненом и наблюдайте, чтобы

его перенесли как можно осторожнее. Прикажите сделать носилки из веток и положите на них все наши плащи. Двое слуг понесут его, а третий для смены пусть идет рядом. Мы поедем, виконт и я, за священником.

— Поезжайте, граф, — ответил воспитатель. — Но, ради всего святого, не подвергайте себя опасности.

— Не беспокойтесь. К тому же на сегодня мы уже спасены. Вы знаете правило: non bis in idem. [16]

16

Не дважды об одном и том же (лат.).

— Мужайтесь, — сказал Рауль раненому, — мы исполним вашу просьбу.

— Да благословит вас бог, — ответил умирающий с выражением величайшей благодарности.

Молодые люди помчались в указанном направлении, а воспитатель графа де Гиша занялся устройством носилок.

Минут через десять граф и Рауль завидели гостиницу. Не сходя с лошади, Рауль вызвал хозяина, предупредил его, что к нему сейчас принесут раненого, и велел ему приготовить все нужное для перевязки: кровать, бинты, корпию. Кроме того, Рауль попросил хозяина, если тот знает поблизости лекаря или хирурга, послать за ним и пообещал вознаградить посыльного. Хозяин, видя двух богато одетых юношей, пообещал все, о чем его просили, и молодые люди, убедившись, что приготовления к приему раненого начались, поскакали дальше в Грене.

Они проехали больше мили и завидели уже крыши домов, крытые красной черепицей, ярко выделявшиеся среди окружающей зелени, как вдруг показался едущий им навстречу верхом на муле бедный монах, которого, судя по его широкополой шляпе и серой шерстяной рясе, они приняли за августинца. На этот раз случай посылал именно то, чего они искали. Они подъехали к монаху.

Это был человек лет двадцати двух или трех, которого аскетическая жизнь делала на вид гораздо старше. Он был бледен, но это была не та матовая бледность, которая красит лицо, а какая-то болезненная желтизна. Его короткие волосы, чуть видневшиеся из-под шляпы, были светло-русые; бледно-голубые глаза казались совсем тусклыми.

— Позвольте вас спросить, — с обычной вежливостью обратился к нему Рауль, — вы священник?

— А вы зачем спрашиваете? — безразлично, почти грубо ответил монах.

— Чтобы знать, — надменно ответил де Гиш.

Незнакомец ударил мула пятками и продолжал свой путь.

Де Гиш одним скачком очутился впереди него и преградил ему дорогу.

— Отвечайте, — сказал он. — Вас спросили вежливо, а каждый вопрос требует ответа.

— Я полагаю, что имею право говорить или не говорить, кто я такой, первому встречному, которому вздумается меня спрашивать.

Де Гиш с великим трудом подавил в себе яростное желание пересчитать кости монаху.

— Прежде всего, — сказал он, — мы не первые встречные: мой друг — виконт де Бражелон, а я — граф де Гиш. Затем мы спрашиваем вас об этом вовсе не из прихоти: раненый, умирающий человек нуждается в помощи церкви. Если вы священник, я приглашаю вас из человеколюбия последовать за нами, чтобы помочь этому человеку. Если же вы не священник — тогда другое дело; предупреждаю вас из учтивости, которая, видимо, вам вовсе не знакома, что я готов проучить вас за дерзость.