Двадцать лет спустя
Шрифт:
Герцог с улыбкой взглянул на него.
— Черт р-раздери! — воскликнул он. — Знаете что, Ла Раме? Если бы в настоящую минуту кто-нибудь сказал мне, что на свете есть человек счастливее вас, я бы ни за что не поверил.
— И, честное слово, вы правы, ваше высочество, — сказал Ла Раме. — Признаюсь, когда я голоден, для меня нет ничего лучше славно накрытого стола, а если к тому же меня угощает внук Генриха Четвертого, то вы понимаете, что оказываемая честь удваивает наслаждение от пищи.
Герцог поклонился.
— Право, милейший Ла Раме, никто не умеет так ловко говорить комплименты, как вы, — сказал герцог.
— Нет, монсеньер, это не комплименты, — с чувством ответил Ла Раме. — Я в самом деле говорю только то, что думаю.
— Значит, вы все-таки питаете ко мне маленькую привязанность?
— Я бы никогда не утешился, если бы вы покинули Венсен! — воскликнул Ла Раме.
— Вот так предательство! — (Герцог хотел сказать: «преданность».)
— А что вам делать на свободе, ваше высочество? — сказал Ла Раме. — Вы опять наделаете сумасбродств, очередное ваше безумство рассердит двор, и вас посадят в Бастилию вместо Венсена. Господин Шавиньи не особенно любезен, не спорю, — продолжал он, смакуя мадеру, — но господин дю Трамбле еще хуже.
— Неужели? — спросил герцог, забавляясь оборотом, который принимал разговор, и посматривая на часы. Никогда еще, казалось ему, — стрелки не двигались так медленно.
— А чего же другого ждать от брата капуцина, вскормленного в школе Ришелье? — воскликнул Ла Раме. — Ах, ваше высочество, поверьте мне, большое счастье, что королева, которая всегда желала вам добра, — я так слышал, по крайней мере, — заключила вас в Венсен. Здесь есть все, что угодно: прекрасный воздух, отличный стол, место для прогулки, для игры в мяч.
— Послушать вас, Ла Раме, так я неблагодарный человек, потому что стремлюсь вырваться отсюда.
— В высшей степени неблагодарный, ваше высочество. Впрочем, ведь вы никогда не думали об этом всерьез?
— Ну нет! Должен признаться, что время от времени, хотя это, может быть, и безумие с моей стороны, я все-таки подумываю о бегстве.
— Один из ваших сорока способов, монсеньер?
— Ну да!
— Так как мы говорим теперь по душам, — сказал Ла Раме, — то, может быть, ваше высочество согласится открыть мне один из этих сорока способов?
— С удовольствием, — ответил герцог. — Гримо, подайте пирог.
— Я слушаю, — сказал Ла Раме.
Он откинулся на спинку кресла, поднял стакан и, прищурившись, смотрел на солнце сквозь рубиновую влагу.
Герцог взглянул на часы. Еще десять минут, и они прозвонят семь раз.
Гримо поставил пирог перед принцем. Тот взял свой нож с серебряным лезвием, но Ла Раме, боясь, что он испортит такое красивое блюдо, подал ему свой, стальной.
— Благодарю, Ла Раме, — сказал герцог, беря
— Ну, монсеньер, так каков же этот знаменитый способ? — сказал надзиратель.
— Хотите, я открою вам план, на который я больше всего рассчитывал и который собирался исполнить в первую очередь?
— Да, да, именно его.
— Извольте, — сказал принц, приготовляясь взрезать пирог. — Прежде всего я надеялся, что ко мне приставят такого милого человека, как вы, Ла Раме.
— Хорошо! Он у вас есть, ваше высочество. Потом?
— И я этим очень доволен.
Ла Раме поклонился.
— Потом я думал вот что, — продолжал герцог, — если меня будет сторожить такой славный малый, как Ла Раме, я постараюсь, чтобы кто-нибудь из друзей, дружба моя с которым ему неизвестна, рекомендовал ему в помощники преданного мне человека: с этим человеком мы столкуемся, и он мне поможет бежать.
— Так, так! Недурно придумано! — сказал Ла Рамо.
— Не правда ли? — подхватил принц. — Можно было бы рекомендовать в помощники слугу какого-нибудь храброго дворянина, ненавидящего Мазарини, как ненавидят его все честные люди.
— Полноте, ваше высочество, — сказал Ла Раме. — Не будем говорить о политике.
— Когда около меня окажется такой человек, — продолжал принц, — он, если только будет достаточно ловок, сумеет добиться полного доверия со стороны моего надзирателя. А если тот станет доверять ему, мне можно будет сноситься с друзьями.
— Сноситься с друзьями? — воскликнул Ла Рамо. — Каким же это образом?
— Да самым простым — хотя бы, например, во время игры в мяч.
— Во время игры в мяч? — проговорил Ла Раме, настораживая уши.
— Конечно, почему же нет? Я могу бросить мяч в ров, где его поднимет один человек. В мяче будет зашито письмо. А когда я с крепостной стены попрошу его перебросить мне мяч назад, он бросит другой. В этом другом мяче тоже будет письмо. Мы обменяемся мыслями, и никто ничего не заметит.
— Черт возьми! — сказал Ла Раме, почесывая затылок. — Черт возьми! Хорошо, что вы предупредили меня об этом, ваше высочество. Я буду следить за людьми, поднимающими мячи.
Герцог улыбнулся.
— Впрочем, я и тут еще не вижу большой беды, — продолжал Ла Раме. — Это только способ переписки.
— Это уже кое-что, по-моему!
— Но далеко еще не все.
— Простите! Положим, я напишу одному из друзей: «Ждите меня в такой-то день и час по ту сторону рва с двумя верховыми лошадьми»!
— Ну а дальше? — с некоторым беспокойством сказал Ла Раме. — Эти лошади ведь не крылатые и не взлетят за вами на стену.
— Эх, бог ты мой, — сказал небрежно герцог, — дело вовсе не в том, чтоб лошади взлетели на стену, а в том, чтобы я имел то, на чем мне спуститься со стены.
— Что именно?