Двадцать три часа
Шрифт:
— Дался тебе этот гондон, — в сердцах сказал Юрка, понимая, что Лагутников прав. Плотникова для чего-то решила, одна или вместе с сожителем, инсценировать похищение ребенка. — Пиво...
— Бабы тоже пиво пьют, не в этом дело.
— А кто красился? Плотникова вроде только глаза намалевала.
— У нее помада точно цветом другая. Черт, надо было получше посмотреть. Вот с этим пока непонятно, но если наша Майя не ошиблась, то Легков с работы ненадолго свалил...
Возле ОВД стояло несколько машин, суетились люди.
— Устроился армагеддец, — поморщился Лагутников. —
— На выкуп деньги нужны, — не согласился Юрка. — А у них, как я понял, ни один миллионер в родне не значится. Можно, конечно, под возбужденное дело в той же соцсети денег напросить.
— Верно мыслишь.
Похвала была Юрке приятна, хотя он все равно не понимал — где в таком случае ребенок и какую роль играет странная женщина. Оставались вопросы и с коляской, хотя...
— Стой, — сказал вдруг Юрка. — Если они инсценировали это дело, то я, кажется, знаю как.
Лагутников открыл дверь ОВД и снисходительно посмотрел на Юрку.
— Никольскому сейчас расскажешь.
Как назло, тот оказался занят: давал инструкции подмоге из Глебово. Юрка мыкался в коридоре, Лагутников куда-то исчез. Юрка попробовал поискать по кабинетам Андрея или хотя бы Салагина и дошел уже почти до туалета, как был бесцеремонно выдернут оттуда уже в тот момент, когда собрался расстегнуть ширинку.
— Потом поссышь. — Лагутников смотрел сурово. — Тебя шеф ждет.
Юрка от этих слов зассал уже фигурально. У него возникли опасения, что их визит в квартиру Плотниковой не остался незамеченным.
— Ну, хлопці, що гарного знайшли? Доповідайте!
По виду шефа сложно было угадать его настроение. В целом полковник Красин был одним из тех начальников ОВД, которых любят показывать в фильмах, а в жизни их всегда наблюдается дефицит. Спокойный, уверенный и очень справедливый мужик, в далекое советское время попавший служить в Украину и напрочь влюбившийся в эту тогда еще советскую республику, тогда же, в армии, научившийся ценить плечо своих ребят, а позже, уже став командиром, осознавший, что такое ответственность. Красин любил дисциплину, но не подхалимаж, оправданный риск, но не раздолбайство, и часто повторял, что снисхождения достойны жертвы, но не преступники. По оперативной работе он очень скучал, но возвращался к ней только тогда, когда действительно была необходимость. Как сейчас.
Была у Красина и еще одна особенность: записывать в однозначные преступники и жертвы он тоже не спешил. И, пока Лагутников докладывал о результатах, Юрка думал, случайно ли или нет Красин попросил Никольского задержаться в самом начале.
Лагутников дошел до момента незаконного проникновения в жилище и кивнул на Юрку:
— У товарища лейтенанта есть свои соображения.
Юрка мысленно обматерил Лагутникова: без перечисления улик выдать умозаключение было несколько проблематично.
— Товарищ полковник, — осторожно начал он, — мне кажется, что Плотникова и Легков инсценировали похищение ребенка.
— Молодец, —
Вот этого Юрка уже не любил. Но у него были больше субъективные ощущения, чем доказательства, а притворяться перед шефом он не хотел.
— Ну-у... — замямлил он. — Сразу как-то странно было, выходит мать на улицу, а ребенка нет. Если бы он еще сам ходил, то понятно — побежала искать с криками, но коляска? Плюс Плотникова не местная, куда бежать — не знает, пусть снег был, но... странно это.
— А на растерянность не списывал? — усмехнулся Красин.
— Списывал, — признался Юрка. — Потом... Но для растерянной она какая-то тормознутая. Как закинулась чем, товарищ полковник.
— Товарищ полковник, — просто сказал Лагутников, — я зашел, посмотрел. Не знаю, когда там следак прочешется, и вообще мудак он будет или нормальный мужик, но в квартире нет ни следа пребывания ребенка. Ни вещей на виду, и кроватка сложена.
Юрка приготовился огребать.
— Та шоб вас там усіх підняло і гепнуло!
Судя по тому, как произнес эти слова полковник, адресованы они были не своевольным операм. Собственно говоря, его реакция Юрку вообще удивила.
— Не наследили? — только и спросил он. — Хорошо... Но где же тогда ребенок? А?
Ответить ни Юрка, ни Лагутников не успели. Дверь открылась, вошел Никольский, за спиной у него маячил Андрей.
— Вот, Митрич, ребята на стихийке за остановкой откопали.
Юрка с открытым ртом наблюдал, как Никольский ставит мокрую, грязную сумку на стол, синюю сумку-трансформер, мечту невыспавшейся Майи. И вынимает оттуда длинный потасканный женский пуховик. Шапку, парик... Первым очнулся Красин.
— Алексей, а теперь суй это все обратно в том же порядке и доставай где хочешь понятых. Да знаю я, что шестой час утра.
Юрка как-то потерялся во времени. Он настолько замотался с этим непонятным делом, что вообще забыл, который час. Сонливость то накатывала, то пропадала, сейчас, к счастью, было некоторое просветление.
«Теперь понятно, почему окно, — подумал Юрка. — Потому что зашла женщина с коляской, а вышел мужчина. Из пустого дома. А женщина — ну, может, решила поссать. Ребенка переодеть. Не домой же ей поворачивать. А в доме вроде как ветра нет. Мужик вылез из окна — от ревнивого мужа сбежал. С сумкой. Все равно никакой логики. А где была сумка? Уже в доме. Она слишком большая для коляски. И коляска была закрыта. Если из нее забрали ребенка, зачем так тщательно все закрывать?»
— Логики никакой, но мыслишь верно, — заметил Красин.
«Я что, сказал это вслух?» — ужаснулся Юрка и уставился на шефа.
— Ты вот что, лейтенант... иди вздремни.
— Не-не, — замотал головой Юрка. — Я нормально.
— Ненормально, — отрезал Красин. — У вас же есть в кабинете диван. Не хочешь домой, хоть в отделе поспи. Ты же уже невменяем.
Юрка с трудом сфокусировал взгляд на полковнике, потом на заме, который, пыхтя, утрамбовывал в сумке вещи. Отчего-то спорить у него резко недостало сил, он кивнул и вышел. В голове перекликались гулким звоном колокола.