Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

Верн Жюль Габриэль

— Тысяча чертей! — воскликнул канадец. — Но про меня нельзя сказать, что я много выпил джина в течение этих двух месяцев.

Между тем я рассматривал любопытную птицу. Консель не ошибся. Райская птица, охмелев от опьяняющего сока, была совершенно обессилена. Она не могла летать и с трудом ходила. Это меня не тревожило, и я оставил ее в покое, пока не перебродят мускаты.

Райская птица принадлежит к самому красивому из всех видов птиц, встречаемых в Новой Гвинее и на соседних островах; пойманная Конселем птица была золотистая райская птица, одна из самых редких. Она имела в длину тридцать сантиметров;

голова ее была относительно мала, так же как и глазенки, поместившиеся у самого основания клюва. Ее оперение представляло восхитительное сочетание цветов и их оттенков; желтый клюв, коричневые ноги и когти орехового цвета с пурпурными концами, бледно-золотистая голова и низ шеи, изумрудное горло, темно-каштановые брюхо и грудь. Две пушистые нити в виде рогов поднимались над ее хвостом, состоявшим из длинных, легких и изумительно тонких перьев. Вот общий вид этой чудесной птицы, которой туземцы дали поэтическое название птицы-солнца.

Я страстно желал привезти в Париж эту восхитительную разновидность райской птицы в дар Ботаническому саду, где нет ни одной живой птицы этого вида.

— Эти птицы, должно быть, очень редки? — спросил Консель.

— Очень редки, и, помимо того, их трудно поймать. Их шкурки высоко ценятся и составляют предмет торговли. Туземцы подделывают их, как жемчуг и бриллианты.

— Что, — удивленно воскликнул Консель, — делают фальшивые чучела райских птиц?

— Да, Консель.

— И господин знаком с этим процессом?

— Прекрасно. Райские птицы во время восточного муссона теряют свои великолепные перья, которые окружают их хвост и которые натуралисты называют «субаларными». Эти перья собирают фальшивомонетчики в пернатом царстве и искусно прикрепляют к шкуре попугая, которую предварительно ощипывают. Затем они закрашивают швы чучел, покрывают их лаком, и эти произведения своей индустрии отправляют в европейские музеи и любителям.

— Хорошо! — воскликнул Нед Ленд. — Если птица и ненастоящая, зато перья-то настоящие, а так как сам предмет не предназначается в пищу, то я тут не вижу большого зла.

Если мое желание обладать райской птицей получило удовлетворение, то охотник-канадец не мог похвастаться своей удачей. Только к двум часам дня ему пришлось подстрелить из электрического ружья лесную свинью, называемую туземцами «бариутанг». Эта крупная четвероногая дичь пришлась весьма кстати.

Канадец снял с нее кожу, выпотрошил и захватил полдюжины ребер на ужин. Мы продолжали охотиться. Неду Ленду и Конселю предстояло отличиться.

И действительно, оба друга, обшаривая кустарник, спугнули стадо кенгуру, которые бросились бежать, подпрыгивая на своих эластичных лапах. Они быстро уносились, но не настолько, чтобы их не могла догнать электрическая пуля.

— А! Господин профессор, — воскликнул Нед Ленд, которого страсть к охоте уже опьяняла, — какая это чудесная дичь, в особенности если приготовить из нее тушеное мясо; какой можно сделать запас для «Наутилуса»! Две, три… пять уже убиты!.. Весело подумать, что только мы одни все это съедим, а эти дураки на корабле не получат ни кусочка.

Мне кажется, что в экстазе радости канадец стал слишком говорлив, в противном случае он перебил бы все стадо. Он удовольствовался всего дюжиной этих сумчатых, которые образуют первый порядок в классе млекопитающих,

как объявил Консель. Это были небольшие животные, принадлежащие к виду тех кенгуру-кроликов, которые обыкновенно живут в дуплах деревьев и отличаются изумительно быстрыми движениями. Мясо их действительно очень вкусно.

Мы вполне были довольны результатом охоты. Веселый Нед предполагал завтра же снова посетить этот очаровательный остров, намереваясь истребить на нем всех съедобных четвероногих, но обстоятельства этому воспрепятствовали.

В шесть часов вечера мы возвратились к нашей лодке. «Наутилус» выставлялся из-под волн на расстоянии двух миль от берега, словно длинный подводный камень.

Нед Ленд немедленно занялся великим делом — приготовлением обеда, и оказался искусным поваром.

Вскоре окружающий нас воздух наполнился вкусным запахом жарившихся на углях котлет.

Обед вышел на славу. За котлетами последовал жареный вяхирь, затем саговое тесто, плоды маисового дерева, ананасы и, в качестве питья, — перебродивший сок кокосовых орехов. Последний обладал свойством вызывать веселое расположение духа, и я думаю, что мысли моих товарищей по окончании обеда не отличались надлежащей ясностью.

— Не возвратиться ли нам сегодня вечером на борт «Наутилуса»? — сказал Консель.

— О, если бы нам никогда туда не возвращаться, — высказался гарпунщик.

В эту секунду к нашим ногам неожиданно упал камень и прервал слова гарпунщика.

Глава XXII

МОЛНИЯ КАПИТАНА НЕМО

Мы, не вставая, обернулись по направлению к лесу.

— Камни обыкновенно не падают с неба, — заметил Консель, — если только это не метеориты.

Упал второй камень.

Вскочив на ноги, схватив ружья, мы приготовились отразить нападение.

— Не обезьяны ли это? — воскликнул Нед Ленд.

— Хуже, — ответил Консель, — это дикари.

— В лодку, — крикнул я, направляясь к тому месту, где она стояла.

Нам необходимо было отступить. Человек двадцать дикарей, вооруженные луками, пращами, появились на опушке небольшого леса, в ста шагах от нас.

Наша лодка находилась в десяти туазах.

Дикари приближались, наступая шагом, и выказывали враждебные намерения. Они осыпали нас камнями и стрелами. Нед Ленд, несмотря на угрожавшую опасность, не захотел оставлять свою провизию; отступая, он тащил с собой в одной руке лесную свинью, в другой — кенгуру.

В две минуты мы достигли берега. Нагрузить лодку провизией, отчалить и взяться за весла было делом одной минуты. Не успели мы отъехать двух кабельтовых, как около ста дикарей с криками, размахивая руками, вошли по пояс в воду. Я оглянулся на «Наутилус», предполагая, что там могли заметить нападение на нас дикарей. Однако на палубу судна не вышел ни один человек.

Спустя двадцать минут мы причалили к «Наутилусу». Люк оказался открытым. Привязав лодку, мы вошли на палубу.

Я направился в зал, откуда неслись звуки органа. Играл капитан Немо.

— Капитан, — обратился я к нему. Он не слышал меня. — Капитан! — повторил я, дотрагиваясь до него рукой.

— А, это вы, господин профессор, — сказал он, — ну как, удачная была ваша поездка?

— Не совсем, капитан, — ответил я, — мы привезли, кажется, с собой толну. двуногих, преследовавших нас.