Дважды невезучие
Шрифт:
– Выпендрежник! – беззлобно ругнулась я, едва перемазанный в грязи, но все равно сияющий лик любимого явился моему взору. – А просто притащить всю бутыль ты не мог, шалопай?! И зачем тебе понадобилось совать ее в ведро?!
– Но ведь это же так скучно! – уставился на меня своими смеющимися глазищами виконт. – И потом, где дух авантюризма, ни с чем не сравнимый привкус опасности и эйфории, будоражащий кровь не хуже красного эльфийского вина?! А насчет ведра… ну что я могу сказать? Захотелось!
День неуклонно
– К соседке навострилась, сплетнями обмениваться, – выдохнул Бальдур, когда хлопнувшая калитка возвестила о том, что опасность миновала.
Зорган хищно улыбнулся и, приложив палец к губам, жестом предложил нам полюбоваться на крыльцо. В общем-то давно не мытое, слегка покосившееся, оно не стоило особого внимания, зато субъект, выползший из избы, определенно его заслуживал.
– Начинается! – блестя глазами, шепотом возвестил эмпир, не отрывая взгляда от рванувшего к лавке Агафона.
Мужик так увлекся, пытаясь нашарить бутыль, что почти весь залез под низенькую лавочку, демонстрируя чудеса акробатики. Спустя полминуты послышался горестный вой обманутого деда Агафона, и он, с трудом выбравшись из-под лавки, забегал подле крыльца, хватая себя за бороду и сыпля проклятиями неизвестно на чью голову. После минутной активной истерики обворованный выпивоха застыл, схватился за сердце, рухнул на землю, где и распростерся – не подавая признаков жизни… Мы растерянно переглянулись.
– Перебор, – виновато констатировал Зорган, округлившимися глазами взирая на Бальдура. – Чего делать-то? Ведь, кажись, скопытился мужик…
– Не знаю… – проблеял орк и судорожно вздохнул, пытаясь вернуть трусливо ухнувшую в пятки душу на место.
В довершение всех бед вновь хлопнула калитка, и к крыльцу гордо подплыла явно чего-то забывшая тетка Аграфена.
– Ты чего разлегся, боров старый?! – накинулась она на мужа, узрев его возле крылечка. – Никак нажраться успел?! Охти же мне, горемычной! – И добросердечная женщина очень ласково пнула любимого муженька в бок. Не дождавшись реакции, она отвесила еще один нежный пинок и наконец-то склонилась над закатившим глаза Агафоном, прислушалась к чему-то… Спустя миг окрестности сотряс дикий вопль: – Караул! Убили-и-и!..
Орк с эмпиром, вцепившись друг в друга, сидели у дыры в заборе, не смея даже дышать и стеклянными от ужаса глазами наблюдая за набирающей обороты трагедией.
– Агафон, голубчик! – голосила тетка Аграфена, бухнувшись на колени и едва не придавив бездыханного мужа своими необъятными телесами. – Боги, да что же это деется-то!.. Лю-у-у-ди-и-и!..
– В жизни себе не про… – начал Зорган, но тут тетка Аграфена, неожиданно резво вскочив на ноги, с сотрясающими
Мы не сговариваясь ломанулись в узенькую дыру, едва не снеся весь забор (Бальдур, к слову, выбил-таки еще одну доску, да так и вцепился в нее, не желая расставаться), и в нерешительности замялись возле новоявленного трупа.
– Может, жив он еще? – сдавленно вопросила я, пихая Бальдура в бок. – Ты же маг, помоги!
– Я не целитель! – проклацал зубами предельно напуганный орк. – Я, собственно говоря, по совершенно противоположному профилю!..
– Некромант, что ли? – не преминул поддеть изрядно струхнувшего дружка Зорган. – Тогда тем более как раз для тебя работка!
– Тьфу, язык твой! – возмутилась я и вновь уставилась на Агафона. – Бледный-то какой!.. Не, тут уже никакой целитель не поможет!
– А пальцы-то как скрючил! – вторил мне впечатлительный эмпир. – Слушай, а он на нас не бросится?!
– Точно. Как пить дать, упырем заделается, – выдала я, вспомнив свои недавние приключения на мариенрахском кладбище. – Ежели при жизни людям характером своим противным житья не давал, то и после смерти не успокоится! Может, его колышком осиновым в сердце, для верности?
Бальдур выпучил на меня глаза и выразительно повертел пальцем у виска. Перед моим мысленным взором мелькнула занимательная картинка: куча народу, собранного заполошными воплями тетки Аграфены, вламывается в огород, а тут я с парнями – деловито заколачиваю в грудь активно сопротивляющегося и категорически с этим не согласного усопшего длиннющий осиновый кол, причем кол почему-то держит сам Бальдур, а Зорган увлеченно бухает по основанию деревяшки здоровенной кувалдой…
– Ты – маньячка! – передернувшись, убежденно заявил Бальдур.
– Сам дурак! – фыркнул эмпир и, склонившись над Агафоном, коснулся пальцами его шеи… Да так и замер, возведя глаза к небу. А меня мороз продрал по коже.
– Зор… Зор… – дрожащим голосом проблеял Бальдур, чувствуя, что его ноги накрепко приросли к земле. – Ты с его душой говорить пытаешься, что ли?
– Не мешай, идиот, – отмахнулся эмпир. – Я, может, пульс нащупать пытаюсь…
– Зорган!..
– Не хрипи, не страшно, – хмыкнул виконт.
– Да я вообще молчу, – пискнул тонким голосочком орк.
– А кто же тогда… – начал было Зорган, но тут его взгляд от небесных далей вернулся к телу Агафона, и виконт вмиг отпрыгнул от него, потеряв дар речи.
– Ах вы поганцы! – еле ворочая языком и устрашающе сверкая налитыми кровью глазами, провещало внезапно ожившее тело. – Ворюги!.. Где мой самогон? – И недавний покойник сделал неловкую попытку подняться на ноги.
И тут у Бальдура не выдержали нервы. С диким криком взмахнув зажатой в руках доской, он вмазал ее концом прямиком по макушке воскресшего трупа. Труп дернулся, обалдело свел глаза к носу и рухнул обратно, больше не шевелясь…