Дважды разыскиваемые

Гребенюк Михаил Кириллович

Ни корысти, ни трусости не числил за собой Бойко. Не числили за ним этих слабостей и товарищи. Он был принципиальным, требовательным к другим и к себе. Разжалобил его, что ли, Бобров? В самый ответственный момент вдруг потерял голову, пошел на сделку с собственной совестью… Главное, объяснить не мог: почему? Честно сказал: виноват, заслуживаю сурового наказания.

–  У кого будут вопросы?

Председательствовал Сорокин. Для него это было нелегко. Во-первых, обсуждался очень сложный вопрос, во-вторых, еще ни на одном открытом партийном собрании не было столько людей, причем

не только своих, в-третьих, многое из того, что уже было сказано и будет сказано, вольно или невольно касалось и его самого.

–  Значит, вопросов нет?

–  Есть.

Поднялся один из старейших работников отдела - капитан Крылов, дважды раненный в схватках с преступниками, начавший работу в милиции еще до войны.

–  Скажите, Бойко, как вы сами относитесь к тому, что сообщили нам?

Бойко, собственно, уже ответил на этот вопрос своим рассказом и удивился, почему задают его снова.

–  Я осуждаю свой поступок. Жду от вас самого сурового наказания.

Поднялся еще один сотрудник - старшина Каюмов. Он спросил, что заставило Бойко согласиться на отъезд: приказ полковника Долгова или что-то другое?

–  Трудно сказать… Возможно, боязнь встретиться с вами - моими товарищами…

Вверх взметнулось одновременно несколько рук. Сорокин назвал Тимохина.

–  Товарищ Бойко, как вы считаете, правильно ли поступил полковник Долгов?-спросил Тимохин.

В зале мгновенно стало тихо.

–  Прежде всего виноват я сам…

–  Товарищи!-поднялся Каримов.- Правомочность действий коммуниста Долгова сейчас решает руководство нашего министерства, которое назначило специальную комиссию.

Каримов сел. К нему наклонился секретарь райкома Шестаков, что-то спросил. Услышав ответ, снова повернул голову в сторону Бойко.

–  Есть еще вопросы?- обратился к собранию Сорокин.

Вопросов не было.

Бойко нерешительно потоптался и, опустив голову, пошел в зал.

–  Кто хочет выступить?

–  Я!

–  Пожалуйста, товарищ Азимов.

Тимур встал за трибуну, быстро провел рукой по волосам. На виске забелела седина.

–  Откровенно говоря, то, что я сейчас узнал, никак не укладывается в моей голове. Выходит, если бы не было этой истории, не было бы той трагедии, которая недавно произошла… Я совершенно сбит с толку… Как вы могли, товарищ Бойко, совершить преступление?.. Кому вы хотели услужить? Это же дико, послушайте! Вы сейчас, вроде, раскаялись. Скажите, как вы поступите, если снова возникнет подобное положение? Опять совершите преступление?

Тимур вернулся на место. Слово попросил Смирнов. Он начал с ходу, словно куда-то спешил.

–  Товарищ Азимов сгустил краски. Бойко, разумеется, заслуживает наказания, однако его поступок не так опасен, как может показаться некоторым… Нельзя так, товарищ Азимов. Вы никогда раньше не встречались с Бойко, никогда не работали вместе с ним, вы вообще не знаете его.- Смирнов повернулся к президиуму и закончил:-Бойко - наш товарищ. Мы должны внимательно отнестись к нему.

Каримов поинтересовался:

–  У вас есть конкретное предложение?

–  Я предлагаю объявить Бойко выговор!

Смирнова сменил милиционер

Катков, который также предложил объявить Бойко выговор. Потом поднялся на трибуну Тимохин.

–  Мы пришли в милицию, чтобы бороться с теми, кому не нравятся наши законы и порядки. Это почетное, нужное дело. Причем нелегкое. Не каждому оно под силу… Пожалуйста, уходите из милиции, кто чувствует, что не сможет до конца выполнить долг. Не позорьте нас, не позорьте людей, которые доверили вам охрану, не позорьте родных и знакомых!.. Оправдал ли наши надежды Бойко? По пути ли ему с нами? Давайте хорошо подумаем и дадим возможность подумать ему самому.

После Тимохина выступил Крылов. Он поддержал Тимохина и сказал:

–  Я считаю, товарищи, что в этой истории виноваты все мы. Мы замкнулись в самих себе. У нас исчезло чувство локтя, чувство ответственности за судьбу товарища. Партийной организации нужно обратить на это серьегное внимание. Это первое. Второе. Мы должны наказать Бойко. Однако нельзя рубить с плеча. Я уверен, что Бойко ничего подобного впредь не совершит. Он будет так же, как и мы, делать все, чтобы искоренить в стране преступность и хулиганство. В этом нет сомнения. Я предлагаю объявить ему строгий выговор.

Крылов неторопливо спустился в зал.

–  Разрешите мне, товарищи!- попросил слово Сорокин.

–  Пожалуйста!- кивнул Воронов.

–  Мы собрались сегодня, чтобы обсудить поступок своего товарища,- начал размеренно Сорокин.- Это серьезное дело, поэтому подойти к нему необходимо серьезно. Иначе произойдет непоправимое. Бойко - оперативный работник, смелый, мужественный человек. Он не раз сталкивался с вооруженными преступниками. Не один раз проявлял мужество… Крылов, по-моему, нрав. Мы потеряли чувство локтя. Мы перестали интересоваться друг другом. Результат, как видите, не замедлил сказаться…

Сорокин отпил из стакана, внимательно осмотрел зал.

–  У вас все?- поинтересовался Воронов.

–  Нет, не все.- Сорокин рассказал, как принял дело «таксистов», как начал вести его, как узнал, что в грабежах замешан брат Клары, как ее отец пытался повлиять на ход расследования, как, поняв, что из этого ничего не получится, стал делать все, чтобы спасти сына от решетки.- Я докладывал обо всем руководству. Теперь докладываю вам. У нас нет, к сожалению, права разобрать поведение Боброва здесь, на этом собрании, однако мы можем и должны обратиться в соответствующие организации. Думаю, что там сделают правильный вывод и примут необходимые меры.

21.

Андрей силой вывел Тимура из палаты, прошел с ним во двор госпиталя, усадил под высокой густой чинарой.

–  Нельзя так, Тимур! Ты должен отдохнуть. На тебе лица нет… С Милой ничего не случится. По крайней мере, таково мнение профессора. Я только что беседовал с ним.

–  Профессор! Ты сам как считаешь?

–  Я не врач, Тимур.

–  Все-таки? Ты видел ее…

Андрей вздохнул.

–  Не веришь, значит, профессору… Я тоже - не совсем верю, хотя, может быть, он и прав. Как хочется, чтобы он оказался прав… Она должна жить. Она имеет право на жизнь, понимаешь…