Дважды в одну реку...
Шрифт:
Гокудера скрипнул зубами, но подчинился. Если Тсунаеши так хочет, он может исполнить ее маленькую прихоть. Тем более, не так уж и сложно для разума гения представить нечто столь простое.
Первым в глаза бросился огромный негр на углу. В белоснежной форме, контрастирующей с его черной кожей, он басил с акцентом и раздавал листовки, приглашая всех в ресторан русских суши. Вот шла стайка молодых людей с желтыми платками на шеях, в уголке каждого платка - символ долларов. У витрины стояла компания из четырех человек. Двое брюнетов, блондин и русая девушка, они переговаривались,
Промчался с жутким ревом черный мотоцикл, хозяин которого наглухо застегнут был в кожаный облегающий костюм. Промчался, хихикая, молодой мужчина в черной куртке с мехом, вслед за ним пролетел автомат с газировкой. За автоматом появился высоченный блондин в костюме бармена, он вырвал дорожный указатель и продолжил погоню. На все это смотрела, хихикая, девочка с красными волосами, она о чем-то спорила с обнимающимися подружками.
Все разные, но их выделяло одно. Жизнь в Икебокуро кипела, бурлила, но их толпа обходила, словно и не касалась. Они являлись частью этого района. Они выделялись из повседневной серой массы. И это далеко не все сюрпризы знаменитой Бокурской компании.
Будь Хаято художником, он бы растерялся, не зная, кого нарисовать первым, как запечатлеть всю радость жизни, всю необычность, нетривиальность. Он считал Вонголу странной? Бокуро даст сто очков вперед. И это только оболочка, внешнее благолепие, за фасадом которого скрывается множество тайн и загадок, как нежное мясо моллюска за толстыми стенками раковины.
– Это Саймон, - представляла каждого Тсунаеши, уже вставшая рядом, - пробежали Изая и Шизуо, проехала на мотоцикле Селти. Майру и Куруру, Акане, Микадо, Кида, Саки. Их много, я знаю их всех. И они - мои друзья, моя семья. Ты что-то говорил о насыщенной жизни? Что может дать мне Вонгола? У меня все это есть. Деньги, известность, любимая семья, хорошие друзья, - Тсунаеши все больше волновалась, размахивала руками.
– Они не подведут, не бросят, я всегда могу на них положиться. Пусть они странные, но тем интереснее. И я люблю их. Ни вы, ни Вонгола в целом не может предложить ничего стоящего, ничего, что заинтересовало бы меня.... Ох....
Гокудера с ужасом смотрел, как Тсунаеши, побледнев, оседает на асфальт. Рукой она придерживала тяжелый живот, лицо исказилось от боли.
– Шизу-тян, заканчиваем забег!
– рядом оказался тот самый информатор.
– Бери ее на руки и в больницу!
Бармен-силач отбросил в сторону очередной автомат с газировкой и подхватил Тсуну. На его фоне женщина казалась хрупкой и слабенькой.
– Идиот, - припечатал тем временем Изая, хищно посматривая на Гокудеру.
– Если она потеряет ребенка из-за тебя.... Ох, не завидуя я Вонголе!
Емитсу добрался до больницы, как только Ураган позвонил ему и дрожащим голосом сообщил о происшествии. Женщина за стойкой регистратуры назвала номер палаты, проводив мужчину немного испуганным взглядом, но Внешний советник не обратил на это никакого внимания. Впервые он подумал о том, чем грозил его приезд беременной дочери. Ей же нельзя волноваться, она
Становилось страшно и мерзко. Как бы он смотрел в глаза Нане?
Палата Тсунаеши была заполнена посторонним людьми. Сама пациентка сидела на койке, в больничном халате и ярко улыбалась. Емитсу замер на пороге.
Нервно курил в окошко высокий блондин в форме бармена, ругался на чем свет стоит уже знакомый информатор. Ему вторил сидевший в углу Хибари Кея, на коленях которого пристроилась все еще всхлипывающая, икающая Сепира. Суетился вокруг молодой мужчина в белом халате, то хватал больную за руку, проверяя пульс, то слушал сердце и дыхание, то ощупывал живот.
А Тсунаеши улыбалась, иногда терлась носом о плечо сидевшего рядом с ней мужа, но Емитсу видел в карих глаза отголоски страха. Она мертвой хваткой вцепилась в руку Кавахиры, до побелевших костяшек.
И все равно улыбалась. И смотрелась в этой компании удивительно органично. Их она знала без малого десять лет.
И Емитсу нечего предложить ей. Не после того, как она из-за волнения чуть не потеряла ребенка. Он обратил внимание на все еще округлый животик, который иногда поглаживала рука Кавахиры.
Емитсу среди них не было места. Не было места в жизни единственной дочери. Внешний советник развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
– Все в порядке?
– подлетел к нему запыхавшийся Реборн.
– Я узнал в регистратуре. С ребенком все отлично. Как Тсуна?
– Хорошо, да, - кивнул Савада.
– Не вашими усилиями, - раздался за спиной холодный голос.
Мужчины обернулись и увидели супруга Тсунаеши, Кавахиру. На этот раз от облика лавочника не осталось ровным счетом ничего, даже потрепанный, растянутый халат смотрелся на нем изысканным костюмом.
– Я согласился с желанием Тсуны разобраться с вами мирно, - он снял очки и убрал их в карман. Под взглядом серых глаз Емитсу стало неуютно, как под снайперским прицелом.
– Но угроза жизни моей жены и моего ребенка - это уже чересчур.
Он выпустил пламя, снял все ограничители, черты лица поплыли, стали превращаться в нечто иное, более древнее, пугающее. Емитсу задыхался, такая воля, такая мощь....
– Если с Тсуной или с моими детьми что-нибудь случится, я камня на камне не оставлю от вашей семьи и всего Альянса, - четко, пропечатывая каждое слово в мечущемся от недостатка кислорода разуме.
Реборн смотрел с ненавистью, но ничего не мог поделать. Сила Шамана поставила на колени и его. Он смотрел на того, кто проклял его, на того, кого никогда бы не смог победить. Того, кто, не напрягаясь, поставил на колени сильнейшего киллера мира.
– У вас нет выбора. Забирайте своих Хранителей и улетайте. Забудьте о самом существовании Тсунаеши. Я много тысяч лет создавал Аркобалено, хранил Тринисете. Долгая жизнь научила меня не быть слабым. В следующий раз я не буду милосердным.