Дваждырожденные
Шрифт:
Этой ночью, тесно обнявшись с Прийей, ушел гулять под городскую стену Митра. Целый час я провел в беспокойном томлении, метаясь, как тигр в клетке. В шуме дождя за окном мне чудились яростные вскрики и лязг мечей. Пытаясь обуздать страх и связать себя с окружающим, я начал повторять древние заклинания:
—Приди светлая заря из-за туч, расколи мрак, утоли жажду мести, верни мир и покой…
Нет, ничего они со мной поделать не смогут. Что толку страдать от страха, если смертному не дано знать своего последнего часа. Надо жить здесь и сейчас. Надежны и крепки каменные стены комнаты. Ярко и ровно горит пламя очага. Оно не ведает страха и сомнений.
А пока буду сидеть здесь, насыщаясь алой силой дракона, творящего свой дивный танец, так же как три года назад в маленькой лесной хижине ученика риши. Прошлое вернулось и принесло силу и уверенность.
Сердце понемногу успокоилось. Тени мыслей отнесло куда-то на край сознания, и в чистом отражении реальности я ощутил присутствие Прийи. Повинуясь внутреннему чутью, я поспешил выйти под накрапывающий дождь в мокрую темень листвы сада. Я бесшумно перелез через стену и пересек косой переулок, не снимая ладони с рукоятки полуобнаженного меча. Прийя, кутаясь в мокрое покрывало, стояла, прижавшись к глиняной стене дома, в котором были погашены огни. Ее ресницы вспорхнули, как две испуганные птицы. Но, узнав меня, она сдержала вскрик и прижалась ко мне, словно ища тепла и защиты. Узкие горячие плечи трепетали под моими ладонями. Волна жалости и благодарности затопила мне сердце.
Что с Митрой? — спросил я.
Он вышел из города, — шепотом ответила она. — Мы дошли под видом гуляющих до самых городских ворот. Нас ни разу не остановили. А там были стражи, много вооруженных людей. Факелы горели по всей стене и на башнях, а у открытых ворот жгли костры. Но твой друг смешался с черными тенями и всполохами огня. Он сказал, что заставит стражников не видеть себя… И пошел к воротам. И пропал. Я сама не могла ничего разглядеть. Он так и не появился. И никто из стражников не поднял тревоги. Значит, прошел. Там, на равнине, он отыщет коня… Или украдет, или возьмет силой. Не беспокойся о нем.
Она замолчала, словно собираясь с силами. Потом тревожно спросила:
— Что будет с тобой? Ведь тебя же убьют здесь, как только все узнают.
Я попытался мужественно улыбнуться в ответ. Очевидно, это получилось плохо, так как Прийя разрыдалась. Песле темного напряжения последних часов я чувствовал себя опустошенным и слабым. Главное было сделано, и вместо мыслей о бегстве в голову лезли соблазнительные картины уютной сухой постели у очага. Но Прийя настаивала. Дитя Хастинапура, она своим изощренным женским чутьем сейчас лучшего любого дваждырожденного чувствовала опасность и тормошила меня, тянула за руку прочь от стен дома, где ждал меня брахман. Я подчинился неохотно, но вовремя. Топот ног, почти неразличимый в шуме дождя, зазвучал у стены нашего сада и, отбросив колебания, я пошел за девушкой по узким улочкам, где мутил голову запах мокрой листвы и коровьего навоза.
Теперь я спешил, проклиная себя за то, что не решился сразу уехать с Митрой. Прийя вела меня кратчайшей дорогой к городским воротам, и временами мне казалось, что если я успею добраться до них, то подобно Митре, смогу обмануть стражу и вырваться на свободу. Но охота за нами началась по всем правилам, хоть и явно запаздала. Уже неподалеку от стен крепости нас окликнули, и пять темных фигур с металлическим лязганьем заступили нам путь.
Тьма стояла в узкой улочке. Дома, построенные,
Будь проклята моя карма… Если бы эти три года я каждый день изнурял себя боевыми упражнениями, то разметал бы этот жалкий заслон, спасая Прийю и себя. Но поздно сожалеть о том, что могло быть. Надо готовиться к последнему безнадежному бою.
И вдруг за своей спиной я услышал быстрый перестук копыт, и сердце сжалось в груди от предчувствия встречи… Звон вырываемого из ножен меча и блеск лунного света на шлеме. Всадник поставил коня между мной и преследователями. Мы стояли так близко, что я почувствовал острый запах конского пота и услышал, как шепотом выругался кто-то из врагов.
Кшатриев Хастинапура не смутить видом оружия, не отвратить от выполнения долга.
Три копья ударили одновременно. Снизу вверх. Слишком близко, чтобы успеть парировать. Мой незванный защитник был обречен, а я не мог даже прийти на помощь. От врагов меня отделял лошадиный круп. От смерти — несколько ударов сердца. Оно застыло на долю мгновения, пока я беспомощно ожидал падения тела.
Мощный крик на высокой ноте. Лязг оружия. Перерубленные древки копий падают на землю. Черные фигуры отпрянули на безопасное расстояние. Те, кто потеряли копья, обнажили мечи.
— Отойди, кшатрий, — сказал предводитель нападающих моему защитнику, — мы действуем по повелению могучерукого, стойкого в доброде телях Духшасаны. Этот человек — шпион Панда– вов, и ему нельзя позволить уйти из города.
Всадник не шелохнулся.
— А я, — громким, знакомым, почти родным голосом сказал он, — действую по велению соб ственного сердца и в интересах Высокой сабхи дваждырожденных. Я Крипа — патриарх общи ны. Кто из вас осмелится поднять на меня руку? Кто захочет сегодня увидеть царство Ямы?
Воины застыли, охваченные благоговейным страхом. Слава о воинском искусстве Крипы давно была вплетена в легенды.
Уходите! — громко и отчетливо сказал Крипа и, повернувшись к нам, неожиданно рассмеялся:
Не бойтесь! Я не буду убивать их. Это было бы все равно, что поднять оружие на детей.
Я бросил настороженный взгляд на наших противников, но увидел только мокрые спины.
Тогда я позволил себе немного расслабиться и от души приветствовать Крипу:
Наставник, как вовремя! Откуда вы здесь? — Услышал зов о помощи, — отмахнулся от объяснений Крипа, пристально разглядывая Прийю, — Слава богам, успел на выручку.
Но почему ты здесь, в Хастинапуре? — не выдержал я. — Тебя прислали Пандавы?
Крипа отвел глаза, и я почувствовал, как ровный чистый поток брахмы, окутывавший его, замутился и задрожал.
Патриарх Высокой сабхи не может принять ни чью сторону. Но ты — мой ученик. И, значит, у меня есть долг перед тобой. Пора выбираться отсюда. Митра, я знаю, уже прорвался через заслоны, и твоя жизнь в этом потоке ничего не решает.
А как же наш брахман? — спросил я.
Его уже не выпустят из города, — мрачно сказал Крипа. — Не бойся, смерть ему не угрожает. Будет жить во дворце с патриархами почетным пленником до тех пор, пока не определится окончательный хозяин Хастинапура. Он-то знал с самого начала, какие плоды принесут его действия, так что, примет их безропотно.