Две чаши весов
Шрифт:
— Но как ты узнал, что я именно здесь? — спросила Лилит. — Ты ведь не заезжал на картахенский курорт, а сразу же приехал сюда.
— Совершенно верно, — произнес он с профессиональной гордостью, довольный, что дочь оценила его детективные способности. — Если бы ты оставалась на том курорте, я бы сообщил тебе кое-какие подробности, связанные с планами твоего дружка.
— Не называй его моим дружком!.. Какие планы?
— Разве ты не знаешь, что он толкался во все двери компаний звукозаписи, представляя себя популярным певцом?
—
— Пусть то, что я сейчас скажу, не выводит тебя из равновесия. — Отец покачал красивой головой. — Он находится здесь, чтобы на деньги своей жены привлечь какую-то группу местных крикунов...
— Народная музыка этой страны прекрасна, — резко парировала дочь.
— Прошу прощения, насчет нее у меня нет никаких сомнений. Что же касается Гейвуда, то он намерен использовать эту группу для записи своей пластинки. — Боб Осборн глотнул чая и поморщился, посмотрев на колбасу и яйца. — Слушай, а это съедобно?
— Просто вкусно, — сказала Лилит. — Значит, Берт приехал сюда, чтобы нанять певцов, которые пели на празднике?
— Совершенно верно, — подтвердил отец, с аппетитом уплетая колбасу. — А там, где находится Гейвуд, можно отыскать и тебя. То, что я сделал, не нуждалось в проверке фальшивого паспорта. Какого черта тебя угораздило воспользоваться им?
— Что здесь особенного? — Лилит посмотрела на нетронутые булочки и мед.
— Перестань! Ты нашла другого парня? И опять такого же подлеца?
— Он не подлец! — От негодования Лилит вздернула голову. — Он хороший человек. Очень хороший... — У нее выступили слезы, и девушка раздраженно вытерла их бумажной салфеткой.
— Перестань, возьми себя в руки, — спокойно сказал отец. — А ты молодец, вела себя сейчас достойно.
— Что ты имеешь в виду? — Она почувствовала, что отцовская сдержанность благотворно повлияла на нее.
— Твой ответ. Ты умеешь защищать. — Светлосерые глаза смотрели на нее с гордостью. — Не думал, что в тебе столько сил.
Лилит с удивлением взглянула на него.
— Тебе нравится, как я себя веду?
— В общем-то нет, но сейчас понравилось, — ответил отец, как всегда, скупо выражая свои чувства. — Что-то в тебе изменилось.
— Мне кажется, — начала девушка, — что за это я должна благодарить Хосе.
— Так где же этот испанец? И почему при упоминании его имени ты чуть не расплакалась? Давай, выкладывай...
2
— Дыши, черт тебя побери! — прогремел рассерженный голос откуда-то из темноты. — Ты должна жить!
Сознание Лилит, объятое густым фиолетовым туманом, с трудом уловило смысл этих слов. Сначала показалось, что это ночь обращается к ней, а может быть, море, вдруг заговорившее человеческим языком. Нет, не может быть! Эти теплые, ласковые волны Средиземного моря, которые вот-вот унесут ее в бесконечность, не
Скорее бы опуститься на дно этого глубокого голубого океана. Только это не океан, а море у берегов Испании. Скорее бы оказаться на дне. Очутиться в компании резвящихся рыбок. Увидеть, как они подплывают. Одна, вторая...
— Как ты отважилась на это? — прогремел голос, разрушая приятные мечты. — Как посмела?
— Я ничего такого не сделала. — Лилит заставила себя говорить как можно вежливей в ответ на негодующий тон незнакомца. — Совсем ничего...
Хотелось, чтобы слова и мысли исчезли из головы. Теперь ничто не имеет значения. Осталось только одно — плыть среди волн, между морской бездной и небом и чувствовать, как душа становится умиротворенной.
Рука, словно клещи, впилась в плечо. Но девушка не сделала ни одного движения, не шевельнулась. Сейчас все воспринималось ею с покорным безразличием. Даже не пришло в голову оказать какое-нибудь сопротивление.
— Совсем ничего, — повторила Лилит, скользя по воде вслед за тянущей ее рукой. — Только бы исчезнуть в каком-то прекрасном...
— Нет ничего прекраснее Средиземноморского побережья летом.
Эти слова, произнесенные необыкновенно убедительно, прозвучали под аккомпанемент усыпляющего шороха волн. В голосе плывшего рядом мужчины не осталось следа прежнего раздражения, в нем была жизнеутверждающая сила.
— Добровольно расстаться с жизнью — величайший грех. А сделать это в июне, на Средиземном море, — мускулистая рука направляла ее движение, — еще большее преступление перед жизнью, ничем не оправданная глупость.
— Вы испанец, да? — Лилит, почти потерявшая способность самостоятельно двигаться, плыла, взятая на буксир незнакомцем. — Мне нравится, как вы произносите слова. Они звучат, как музыка...
— Испанцы вообще музыкальный народ. — Девушка инстинктивно прониклась доверием к человеку, который принял на себя ответственность за ее жизнь. — Для нас музыка почти то же самое, что разговор Господа Бога с ангелами. — Мужчина удерживал ее на плаву, стараясь приподнимать голову над гребнями волн. — Ты еще услышишь эту музыку.
— Услышишь эту музыку, — повторила Лилит, стараясь скопировать произношение спасителя. — Я услышу... со дна морского.
— Ты услышишь ее на земной тверди.
— Нет, нет. С земной твердью покончено. — Она попыталась тряхнуть головой. Намокшие волосы не слушались. — Теперь я принадлежу морю.
— А море вовсе не желает тебя принимать.
— Наоборот, оказывает мне гостеприимство. Оно возьмет меня. Я знаю, что сначала оно не хотело. Там мелководье. Зато потом подхватило и понесло далеко...