Две дороги - один путь
Шрифт:
— Шалаш вам, значит, жалко, а человека… — её палец уткнулся Скрипуну в живот, — живого человека, значит, не жалко?
— Сто-оп! — остановил всех дядя Сева. — Мы уже совсем не туда заехали. Не то дело разбираем, товарищи, собрание-то по поводу чердака.
— Послушайте! — выкрикнул вдруг Сашка. — Ну что вам, жалко, что мы там играем? Этот чердак никому не нужен был. Там только грязь и мусор… Мы всё убрали, вычистили, всё там устроили, а вы нас выгонять. Вы же сами детьми были…
«Ну, „А в кубе“ точно не
— Дети не должны проводить свой досуг без строгого контроля со стороны взрослых. Это приводит к девиантному поведению.
После этой фразы над Поляной повисла тишина. Она, как паутинка в лесу, была соткана из множества нитей-звуков: из дыхания споривших людей, из музыки ночных кузнечиков, из лая собаки где-то неподалёку, из шороха шин по асфальту дороги там, за домами, из шелеста листвы. Петька задрала голову и смотрела на небо. Чтобы не расплакаться. Только одно поняла она из мудрёной фразы «А в кубе». Что Хижину им не отдадут.
И вдруг в этой тишине, сотканной из звуков летнего вечера, прозвучал спокойный голос Петькиной бабушки, Арины Аркадьевны Метельской:
— Почему же без взрослых? Я их контролирую. Разве вы не знали, что мы с ребятами организовали детский театр и на чердаке у нас были репетиции? Подтвердите, Антон Владимирович…
— А… Н-да… да, конечно! — немного запинаясь, подтвердил Сумятин и вытер платком свою лысеющую голову, хотя было совсем не жарко.
— Откройте сундук, если хотите, — голосом, полным достоинства, продолжила Арина Аркадьевна, — посмотрите: там наши костюмы и реквизит.
— 2 —
В конце зимы Петька любила приносить домой веточки тополя. Она бережно ставила их в воду и начинала жить ожиданием маленького чуда: недели через две лопались и распускались клейкие светло-зелёные листики. За окном ревели февральские метели, а на Петькином столе начиналась весна.
Точно такая же весна началась в Петькином сердце после бабушкиных слов. Ребята смотрели недоуменно, а Петька сразу всё поняла и возликовала: бабушка решила их выручить. И выручила! Дело сразу приняло другой оборот.
— Да? А что за театр?
— Как же он называется?
— Когда представление-то дадите?
— Вот уж не знал, что мой Лёха в артисты записался!
— Что же вы сразу ничего не сказали?
— Арина Аркадьевна, возьмите к себе моего оболтуса, может быть, поумнеет.
Заинтересовались все. «А в кубе» поджала губы и удалилась, за ней, как свита, проследовали Акимов и Скрипун. А бабушка, попыхивая трубкой, с достоинством отвечала, и Петька поняла, в кого она, Елизавета Петушкова, умеет так спокойно врать:
— Театр так и называется: «Театр Капитанши Арины».
Взрослые смутились, мальчишки хихикнули.
— Что-о?! Вы не знали, что весь двор зовёт меня Капитаншей? Ах…
Дело было выиграно. Обвинители отдали ключ, обвиняемые ликовали, защитники обсуждали новость. А управдом дядя Сева немного обиженно сказал Капитанше Арине:
— Всё-таки, Арина Аркадьевна, надо было меня в известность поставить. Театр — это, знаете ли… театр. Дело-то нешуточное!
Вечером Петька благодарно прижалась к бабушке, сидящей на диване с солидным томом Шекспира.
— Что тебе, радость моя?
— Ба-а… А как ты догадалась нам помочь? Давно придумала про театр, да?
— Боже упаси. Я вообще в ваши дела не хотела вмешиваться. Только на собрание посмотрела и поняла, что положение безвыходное, надо на что-то решаться, чтобы вы не стали Щеколдами…
— Ну что ты говоришь такое, бабушка! — возмутилась Петька.
— Ох, Лиза, дружочек, всякое может случиться даже с самыми хорошими детьми, если им нечем заняться. Этот Гера Щеколдин ведь тоже не всегда был таким пакостником.
Петька задумалась. А ведь правда! Сначала все дети хорошие, кто-то покапризней, кто-то поспокойней, но никогда нельзя сказать заранее, какой из него вырастет человек. Все маленькие такие хорошенькие… Вот даже у животных! Гусята, козлята, крокодильчики становятся гусями, козлами, крокодилами. Все были маленькие. Но из кого-то вырастет папа, мама, Иван, а из кого-то Скрипун, Щеколда и «А в кубе».
Петька тряхнула головой.
— Я не знаю, от чего это зависит, — сказала она твёрдо, — но я точно знаю, что мы никогда не будем такими, как Щеколда!
— Ну и славно… Впрочем, Щеколда ещё не конченый человек, — усмехнулась бабушка и углубилась в Шекспира, но Петька опять затеребила её:
— Бабуль, а почему именно театр?
— Ну… если бы я сказала, что веду у вас секцию карате, мне бы мало кто поверил.
Петька хихикнула.
— А когда начнём репетировать?
— О, Господи, Лизок, я не собираюсь всерьёз открывать театр! Это просто чтобы вас оставили в покое… — бабушка наткнулась на Петькин взгляд. — Хотя, наверное, ты права, пообещали что-то там показать…
— Бабушка! — вскочила Петька. — Ты не можешь! Все ребята ждут! Весь двор ждёт! Ты обещала спектакль! И Морюшкина взять…
— Какого ещё Морюшкина?!
— Виталика!
— Ах, Виталика, — бабушка явно не ожидала такого поворота событий и растерялась. — Но, Лизок, театр, сцена, это было так давно!
— Вот и… тряхни стариной!
Бабушке задумалась:
— И впрямь, что ли, тряхнуть?
Петька бросилась ей на шею.
— Я всегда знала, что ты самая лучшая бабушка на свете! — вопила она.