Две королевы
Шрифт:
— Как! Ваше величество будет защищать Испанию и выступит против родной страны? Вы не откажетесь от войны с вашим прославленным дядей?
Королева изменилась в лице, но твердо произнесла:
— Да, сударыня, я сделаю это. Я люблю свою родину, мою прекрасную Францию, и буду тосковать о ней до последнего вздоха, я люблю мою семью, но я возложила на себя великую ответственность и хочу выполнить свой долг: перед вами не француженка более, а испанка, не Мария Луиза Орлеанская, а супруга больного Карла Второго, неспособного удержать корону, возложенную и на меня. И поскольку так нужно, я удержу ее одна.
Увы!
И хотя королева не открылась своей новой подруге, та была слишком заинтересована в том, чтобы все узнать, и слишком хитра, чтобы не заметить, не угадать ее истинных побуждений. Ей было известно о любви герцога к Марии Луизе — об этом знала вся Европа; сама трагедия бедной изгнанницы, брошенной в объятия умирающего безумца, лишенной покровителя и друзей, подсказывала проницательной и многоопытной особе, что столь очевидные достоинства герцога должны были взбудоражить чувства королевы.
Графиня не раз пыталась вырвать у нее признание, но, несмотря на все ухищрения, не добилась этого, и недоверие Марии Луизы было здесь ни при чем; просто целомудренное чистое чувство хранилось в ее сердце как в святилище, куда не суждено было заглянуть никому из смертных: ничей бесцеремонный взгляд не должен был осквернить эту благородную любовь, известную только Богу, ангелам нему.
Теперь г-жа де Суасон утратила все сомнения, если они были у нее прежде. Она повернула разговор так, чтобы получить возможность узнать все до конца. Ответы королевы имели для графини огромное значение; дальнейшую участь Марии Луизы должны были решить ее откровенные признания и политические взгляды. Поэтому г-жа де Суасон немедленно изменила ход беседы, не задерживаясь на том, что могло живо заинтересовать ее в иных обстоятельствах.
— Такие чувства присущи истинной королеве, ваше величество, они делают вам честь и нисколько не удивляют меня: узнаю ваш великий род. Однако я не предполагала, что вы настолько отказались от прошлого и от своих детских привязанностей. Прекрасно и очень благородно! Я расскажу об этом тем, кто ничему подобному не верит. Их высокая оценка послужит вам больше, чем вы думаете.
— О сударыня, речь идет не о моей выгоде, а о моем долге.
— Значительно лучше, когда совпадает то и другое, ваше величество. Но, поскольку мы затронули эту тему, позвольте мне продолжить ее, она меня в высшей степени занимает, ибо касается вас. У Испании скоро не будет короля, точнее, у нее останется лишь призрак короля. Это огромное событие для Европы и всего мира. Но обширные владения Испании нуждаются в повелителе, и нужно подумать о том, чтобы дать его ей. Карл Второй еще способен продиктовать свою волю и назначить преемника. Какова же его воля?.. Вам она известна?..
— Нет, сударыня, полагаю, что король еще
— У короля не будет детей, ваше величество.
— Кто это знает? Чудеса ведь случаются, да и не будет особого чуда, если у двадцатисемилетнего мужчины и двадцатипятилетней женщины после восьми лет супружества появятся дети.
— Не обманывайте себя, ваше величество, чуда не произойдет, даже если вы множество раз совершите паломничество к Богоматери Аточской.
— Все в руках Господа, сударыня.
— Однако нельзя забывать о другом предположении. Пришло время выступить в роли опекунши и наставницы, ваше величество, пора сказать правду королю.
— Это было бы жестоко.
— В политике не бывает жестокости, а точнее, жестокость называется необходимостью, и от нее нельзя отмахнуться в угоду прихоти. Время не ждет, и вы должны принять решение.
— К сожалению! И что вы предлагаете мне, сударыня?
— То, с чем согласились вы сами; бремя тяжелое, но оно вам по силам, я в этом убеждена. Поверьте мне, ваше величество, вам предстоит прожить еще долгие годы и сыграть прекрасную роль. Это говорит вам друг. Последуйте моему совету. Возьмите в свои руки бразды правления и ведите честную игру с Австрией. Граф фон Мансфельд — человек ловкий, преданный, он готов служить вам. Вы должны сказать свое слово. Ваша судьба зависит только от вас. Когда-нибудь вы вспомните о том, что я сейчас говорю.
— Что я должна делать? Чего вы хотите? Я прекрасно вижу, что вы исполняете какую-то миссию при моей особе, так объяснитесь же откровенно.
— Вот такой вы мне нравитесь! Как вы сказали, ваше величество, откроем карты, а ответ дадите потом. Очень важно, чтобы король составил завещание.
— В его возрасте?!
— У человека, который неспособен к жизни, нет возраста, сударыня. Королю уже сто лет. Никто, кроме вас, не может ему об этом сказать. А вы скажете?
— Вы, сударыня, возлагаете на меня чрезвычайно жестокую миссию; однако сделать это необходимо для блага Испании: я скажу моему супругу о завещании.
— Когда?
— Понадобится несколько дней, чтобы подготовить короля, если я не хочу убить его этим разговором, сударыня.
— И кто будет назван в завещании короля? Кто будет его преемником?
— Есть несколько претендентов, сударыня, вам это известно…
— Среди них два основных, — добавила графиня Суасонская, пристально глядя на королеву. — Эрцгерцог, сын. его величества императора, и один из сыновей дофина, ваш августейший родственник.
— Да, сударыня.
— Кому из них отдает предпочтение ваше величество?
— Тому, у кого больше прав.
— У кого же их больше?
— Не знаю. Я не изучила этот вопрос: он далеко не прост. Мне необходимо просвещенное мнение других людей, чтобы решить его.
— Австрийская династия повелевает в Испании уже давно, ее права бесспорны.
— Да, сударыня, но и французская династия пустила корни в Испании: моя бабка Анна была испанка, так же как моя тетка Мария Тереза. Прямыми наследниками, по женской линии, французские Бурбоны являются в такой же степени, как и императоры Германии. У них те же права, с моей точки зрения.