Две королевы
Шрифт:
Условия договора подрывали власть Гизов. Монморанси и Диана де Пуатье с триумфом вернулись в политику. Они и их союзники взяли верх в государственном совете – центре распределения власти при дворе Генриха II. Когда просьба герцога де Гиза предоставить ему на постоянной основе должность главного распорядителя королевского двора в качестве награды за победу при Кале в прошлом году была отклонена, он смирился с поражением и удалился в Жуанвиль.
Пока герцог хандрил, а его брат интриговал, разочарованная и разгневанная Мария изо всех сил старалась выглядеть величественной и невозмутимой. Несмотря на то что официально Шотландия не была участницей переговоров, в деревне Апсетлингтон в Берикшире с Англией
Франциск заикался, и поэтому речь произнесла Мария. Она сказала, что «поскольку королева Англии – ее кузина и добрая сестра, она и ее муж король рады заключению мира», они сделают все, что в их власти, чтобы сохранить его как можно дольше. Мария говорила уверенно и убежденно; ее слова были восприняты как оливковая ветвь. Никаких претензий на английский престол она не предъявляла. Марию вынудили сделать решительный разворот. Династические амбиции Гизов, которые раньше были главной целью внешней политики Генриха II, теперь противоречили интересам Франции.
На приеме во дворце Турнель, последовавшем за ратификацией Апсетлингтонского договора, Гизы не присутствовали. Вместо них Марию сопровождал коннетабль. Пользуясь случаем, Монморанси заверил английских послов, что всегда оставался другом Англии, а теперь дружеские чувства между странами укрепились еще больше. Елизавету он назвал «добродетельной и достойной королевой». Это была новая официальная линия во французской внешней политике, и Марии приходилось придерживаться ее – независимо от желания. В письме к Монморанси, написанном после приема, она говорила о его «добром и успешном предприятии».
Набираясь опыта, Мария начала понимать, какими непостоянными могут быть союзники и как быстро она может стать жертвой изменения баланса власти между фракциями. В 1559 г. ее дяди считали Като-Камбрезийский мир предательством, но если Генрих II его одобрил, Марии ничего не оставалось делать, как смириться. Сразу поле церемонии ратификации договора в Лувре король устроил себе неделю отдыха в домах коннетабля и Дианы де Пуатье, довольный тем, что его политика снова в надежных руках.
Стрессовые ситуации всегда сразу же отражались на здоровье Марии. Именно это и произошло весной 1559 г., когда она оказалась между двух огней – между Гизами и Генрихом II с коннетаблем Франции.
В марте Сесилу, который теперь прочно утвердился в роли первого министра Елизаветы, поступило донесение, что Мария серьезно больна. За четыре дня до ратификации договора один из английских посланников во Франции Трокмортон – близкий друг и доверенное лицо Сесила – писал, что Мария «очень бледна, лицо зеленоватое, дышит с трудом, а при дворе шепчутся, что она – не жилец».
18 июня ей «стало плохо» в церкви, так что «пришлось принести вино из алтаря, чтобы она не лишилась чувств». Три дня спустя Мария упала в обморок. Еще через неделю она «страдала от какой-то неизлечимой болезни».
Неизвестно, чем было вызвано недомогание Марии, стрессом или первым приступом состояния, известного как острая перемежающаяся порфирия, но худшее было еще впереди. В конце месяца у дворца Турнель проходил еще один турнир. 30 июня в пять часов вечера сорокалетний король вернулся на ристалище. Он настаивал на повторном поединке с капитаном шотландской гвардии Габриэлем де Лоржем, графом Монтгомери, который сломал о Генриха копье, но, вопреки правилам, признал себя побежденным.
Диана и Екатерина уговаривали Генриха не делать этого. Но он отказался их слушать. Монтгомери было приказано снова взять оружие. При первом же столкновении его копье попало в грудь королю, соскользнуло по доспехам вверх к шлему и разлетелось на куски, которые попали
Мария, дофин и остальная королевская семья ночи и дни проводили у постели Генриха, но он умер 10 июля от обширного кровоизлияния в мозг. Коннетабль оставался у тела короля, а дяди Марии посадили ее и Франциска в карету и отвезли из дворца Турнель в Лувр. Братья де Гиз неожиданно восстановили свою власть.
Франциск был провозглашен королем Франции, после чего двор погрузился в траур. Затем все разъехались. Нового короля родственники Марии увезли в Медон, замок Гизов в окрестностях Парижа. Сама она поехала в королевские апартаменты в Сен-Жермене. Через пять месяцев ей должно было исполниться семнадцать. Теперь Мария стала еще и королевой Франции.
7
Обманутая королева
Дофин короновался как Франциск II в Реймсе – священном городе Франции, традиционном месте помазания королей на царствие. Но празднования начались с дурного предзнаменования. Когда 15 сентября 1559 г. Франциск со своей свитой приблизился к воротам города, где должна была состояться официальная встреча, внезапно хлынул ливень, и все промокли до нитки. Затем коронацию, которая планировалась во время торжественной мессы в воскресенье, отложили на день. Герцог Савойский, один из самых высокопоставленных гостей, простудился, и церемонию пришлось перенести. Таким образом, Франциск II стал единственным французским королем, коронованным не в воскресенье и не в один из главных праздников. Более того, медаль, заранее отчеканенную в Париже, пришлось раздать присутствующим в качестве сувенира, поскольку на ней стояла неправильная дата.
В понедельник утром Франциск, одетый в белую мантию из дамаста поверх рубашки и туники из белого шелка, во главе торжественной процессии двинулся из дворца архиепископа в собор. Когда он вошел в главные ворота, заиграли трубы, затем зазвучал гимн. Франциск пошел по нефу к хорам, которые были украшены самыми роскошными гобеленами из Лувра. Дойдя до главного престола, он занял место напротив трона архиепископа.
Службу вел дядя Марии. Франциск был помазан особым елеем, хранившимся в Святой Стекляннице в древнем аббатстве Сен-Реми, в затем на его голову возложили корону Карла Великого. Прозвучали антифоны и гимны, торжественная месса и, наконец, последовала литания. Между помазанием и коронацией Франциск ненадолго удалился в шатер из алого и пурпурного бархата, установленный на хорах, чтобы переодеться в коронационное облачение. Из шатра он вышел в роскошной мантии из синего бархата с подбивкой из алой тафты, отороченной мехом горностая и расшитой золотыми лилиями.
Шарль де Гиз, кардинал Лотарингский, вручил пятнадцатилетнему Франциску скипетр, жезл справедливости и кольцо, которое король надел на безымянный палец правой руки. Потом поднял тяжелую золотую корону над головой юноши. После молитвы и благословений Франциска провели по лестнице на трон на высоком помосте у входа в алтарь. Корона была слишком тяжелой, и поэтому четверо дворян удерживали ее на голове слабого и болезненного Франциска, чтобы она не упала.
Когда король наконец занял место на троне, архиепископ поклонился и провозгласил: «Виват королю! Да здравствует король навеки!» Все собравшиеся присоединились к нему, причем большинство испытывало явное облегчение оттого, что долгое испытание неподвижностью – церемония длилась уже больше пяти часов – закончилось. Крики «Да здравствует король!» сопровождались нестройной какофонией органа и музыкального оркестра.