Две коровы и фургон дури
Шрифт:
— Да я случайно запихнул ее в фургон еще вчера вечером. Думал встретиться с моим пушером в Эксетере.
— Ты собирался встретиться с твоим пушером в Эксетере? — Я нарочно повторил его медленно-медленно, как будто не мог поверить в то, что говорил.
— Да, но в последний момент застремался.
Я потряс головой:
— Ты сам знаешь, что тебе надо делать, Спайк.
— Что?
— Уехать. Исчезнуть.
— Исчезнуть?
— Да.
— Но как я нах это сделаю? Куда бы я ни пошел, они меня всюду найдут. Они же охотятся за мной, идут по моему следу, травят, как лисицу. — Он
— Что ты такое говоришь?
— Господи, ну почему я тебя не послушался!
Я усмехнулся:
— Ну знаешь, тогда это был бы уникальный случай.
— Понимаешь, я же не представлял, что это может кончиться вот так. Я не думал…
— Да, Спайк, ты никогда не думаешь, это верно.
Он опустил голову на руки.
— Ладно, Эл. Теперь я тебя слушаю, о’кей? Скажи мне, что делать.
— Хорошо, но с одним условием. Ты будешь выполнять все мои указания. Никаких пререканий, понял? Можешь мне пообещать?
— Я попробую.
— Ну нет, так не пойдет. Тебе придется пообещать мне, Спайк.
— Я попробую.
— Попробуешь?
— Ладно, я сделаю все, что ты скажешь.
— Ну что же, пора действовать. Но вначале ты должен мне довериться.
— То есть как это? — Спайк постучал себя по карманам, дрожащими руками вытащил пачку сигарет, вставил одну в рот и пять минут пытался зажечь спичку. Несколько раз глубоко затянувшись, он откинулся назад, выпустил струю дыма в лобовое стекло, а потом сказал: — Хорошо.
— И будешь делать все, что я скажу?
— Да.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ну ладно. Перво-наперво нам надо спрятать дурь. Так?
— Так.
— Заводи свою перделку и поезжай за мной.
— А куда?
— Ко мне.
— Но ты…
— Мы же договорились, Спайк, никаких споров, так?
— Но я…
— Спайк!
Он поднял вверх руки, сдаваясь:
— Все, молчу.
Нам потребовалось десять минут, чтобы добраться до фермы, но эти десять минут показались мне длиннее дня. Откуда мне было знать, что они не следят за нами? Что они не прячутся за воротами, за изгородью, за кустами, за поворотом? У них-то выходных не было. Понятно было, что они не отстанут, пока не получат свое. Они могли следить за нами в бинокль с верхушки холма или из кроны дерева. Могли сидеть в машине, в фургоне, на мотоциклах, могли ждать на какой-нибудь ферме, прячась за занавеской, или залечь в поле за изгородью. Они могли следить за нами отовсюду. Следить, затаившись, как кошка у мышиной норы, подергивая усами и облизываясь в предвкушении ужина.
Когда мы приехали на ферму, я велел Спайку оставаться в фургоне. Он не возражал, сидел за рулем ссутулившись, положив руки на руль и то и дело нервно оглядываясь по сторонам. Мистер Эванс смотрел в доме телевизор. Я постучал, он открыл мне дверь, и я сказал ему, что объявился мой дружок. Я ткнул пальцем в сторону фургона. Спайк попробовал улыбнуться и вяло кивнул головой. Я знал, что мистер Эванс не любит, когда на ферме находятся посторонние, поэтому сказал:
— Я не хотел, чтобы вы волновались.
— А с чего мне волноваться? — спросил мистер Эванс и вернулся к своей передаче.
Мы пошли ко мне в трейлер,
— Давай дадим ему минут двадцать, — сказал я, — а затем поедем.
Еще бутылка, еще пара сигарет для Спайка, и вот свет погас и на втором этаже и дом погрузился в темноту. Когда мне показалось, что прошло достаточно времени, я сказал:
— Ну все, пошли. Делай только то, что я скажу.
Я залез в фургон Спайка, снял его с ручника, переключил на нейтральную передачу и велел Спайку подтолкнуть фургон сзади. Мы выкатили его через ворота мимо сенного сарая и докатили до дороги, которая вела вниз, в поле, на котором мистер Эванс выращивал кормовую капусту. В самом дальнем углу поля стоял ветхий сарай, где мистер Эванс держал старый прицеп, запасную борону и разный металлический хлам. Этого сарая вообще из дома почти не было видно из-за высокой изгороди, к тому же он оброс разлапистыми кустами орешника. Я остановил фургон у ворот, а когда Спайк открыл их, завел двигатель, въехал внутрь, развернулся перед воротами сарая и встал к ним задом. Еще полчаса мы потратили, расчищая в сарае место для фургона. Мы выкатили прицеп, вытащили борону, затолкали внутрь фургон Спайка, закрыли его старыми тряпками и рубероидом, а сверху набросали кипы прошлогоднего сена. Потом заволокли прицеп обратно, загородили вход бороной, а поверх рубероида кинули пару валков прошлогоднего. Теперь фургона вообще не было видно. Я запер ворота, а когда Спайк отвернулся, незаметно для него подложил под замок соломину.
— Ну что, порядок! — сказал я.
— Господи, Эл, спасибо тебе…
Я повернулся к нему лицом:
— Ты должен мне кое-что пообещать, Спайк.
— Что?
— Что ты не явишься сюда без меня. Если только я увижу, что ты здесь ошиваешься, клянусь, я больше в жизни не стану тебе помогать…
— Обещаю!
— Нет, поклянись! Клянись, что ноги твоей здесь не будет.
— Клянусь! Ей-богу, Эл, я больше на дурь в жизни своей не взгляну.
Я посмотрел ему в глаза и понял, что он говорит правду. Я надеялся, что он не передумает, иначе я потеряю друга навсегда.
— Ну хорошо, — сказал я, — а где ты собираешься жить?
— Не знаю. Я смотрю, ты тут неплохо устроился, у тебя две кровати, так что…
Я поднял руку:
— И не мечтай! Я довезу тебя куда ты скажешь, а дальше сам думай.
— Ну хорошо. Может быть, к сестре подамся.
— Не думаю. Я ездил к ней, когда искал тебя. Очень она зла, сказала, что даже за деньги не примет тебя. И чем ты ей так насолил?