Две крепости
Шрифт:
– Что случилось?
– недовольно спросил Мерри.
– Ты что, в муравейник угодил?
– Да нет. Неуютно как-то. Интересно, когда мы в последний раз спали в постели?
Мерри зевнул.
– Ну, посчитай по пальцам, когда ушли из Лориена.
– Да нет, - сказал Пиппин, - я про настоящую кровать, в спальне.
– Тогда у Элронда, - отозвался Мерри, - но сегодня я готов уснуть где угодно.
Пиппин помолчал, потом тихо-тихо заговорил:
– Везет тебе, Мерри. Ты ведь с Гэндальфом едешь.
– Ну и что?
– А он рассказывает тебе что-нибудь?
– Чуть больше, чем раньше, - усмехнулся в темноте Мерри.
– Да ты ведь и сам все это слышишь, едешь же рядом, а у нас секретов никаких нет. Хочешь, поезжай с ним
– Правда? Вот здорово! Но он ведь все такой же скрытный? Ни чуточки не изменился?
– Еще как изменился!
– Мерри наконец стряхнул сон, удивляясь, какая муха укусила его дружка.
– Он вырос… или как там говорят… Он стал и мягче, и резче, и веселее, и значительнее. Конечно, изменился! Только мы еще не видели, насколько. Вспомни, что произошло с Саруманом. Ведь раньше он был поважнее Гэндальфа: глава Совета и все такое… Он был Саруман Белый, а Гэндальф сейчас Белый. Он велел - и Саруман вернулся, а ушел, когда ему позволили! А жезл? Помнишь: раз - и на куски!
– А по-моему, - упорствовал Пиппин, - из него теперь вовсе ничего не вытянешь. Взять хоть этот стеклянный шар. Ведь он рад ему. Он знает, что это, или догадывается. А нам ни словечка. А ведь я же поймал его, спас, можно сказать. А он? «Эй, дружок, дай-ка сюда». И все. Что бы это могло быть? Он такой тяжелый… - Хоббит говорил уже совсем тихо, точно сам с собой.
– Вот оно что, - протянул Мерри, - вот что тебе покою не дает! Ты бы вспомнил присловье Гилдора, то, что Сэм любил повторять: «Не лезь в дела Мудрых, понять - не поймешь, а хлопот не оберешься».
– Но мы в последнее время только этим и занимаемся, - возразил Пиппин.
– Я первым увидел этот шарик. Знаешь, как хочется еще раз на него посмотреть!
– Спи лучше, - посоветовал Мерри.
– Надо будет - все узнаешь, ну не ко времени ты со своим любопытством.
– А что такое? Я всего лишь сказал, что хочу посмотреть на шарик. Я и сам знаю, что не получится. Гэндальф уселся на нем, как наседка на яйцах!… А ты мне: «Спи спокойно - все узнаешь»!
– А чего ты ждешь?
– сонно спросил Мерри.
– Сочувствую, но придется потерпеть до утра. После завтрака я, может, тоже стану любопытным, тут-то мы все и выпытаем. А сейчас спать хочу, если я еще раз зевну, у меня рот лопнет. Доброй ночи!
– и он мгновенно заснул.
Пиппин долго лежал молча. Мысль о шаре не давала ему покоя. Он словно чувствовал в руках его тяжесть, видел в глубине таинственный красный огонь и тщетно пытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. Наконец, не в силах больше бороться с собой, он тихонько встал и огляделся. Было холодно. Ярко светила луна, тени были черными как уголь. Кругом все спали; дозорных не было видно: либо они ушли на ту сторону холма, либо затаились среди кустов. Пиппин осторожно подошел к спящему Гэндальфу и пригляделся. Маг лежал спокойно, но Пиппин уловил блеск его глаз из-под неплотно сомкнутых ресниц и поспешно отступил. Гэндальф не шевелился, и хоббит медленно, словно против воли, снова подкрался к нему. Маг лежал на боку, укрывшись плащом, и одной рукой обнимал что-то круглое, завернутое в черную ткань. Другая рука, казалось, только что соскользнула с этого свертка.
Чуть дыша, Пиппин подкрался еще ближе, потом, став на колени, протянул руку, дотронулся до свертка и поднял его. Сверток оказался не таким тяжелым, как он ожидал. «Наверное, это что-то другое», - подумал он со странным чувством облегчения, но обратно сверток не положил. Оглядевшись, он заметил поблизости круглый булыжник, с трудом дотянулся до него и поднял.
Быстро и осторожно он стянул со свертка темную ткань, завернул в нее булыжник и положил подле спящего. Теперь наконец он мог взглянуть на свою добычу. Вот он, этот шар, тусклый и гладкий, лежал у него на коленях. Пиппин торопливо завернул его в плащ и уже хотел вернуться к своему месту, но тут Гэндальф зашевелился во сне, пробормотал что-то, нащупал камень рядом
– Ох, и дурак же ты, Пиппин, - шепотом обругал себя хоббит.
– Тебе что, неприятностей мало? Положи шар обратно!
– ноги у него тряслись, и он чувствовал, что не посмеет больше приблизиться к спящему.
– Не смогу я положить это обратно и не разбудить его. И что плохого, если я загляну в шар? Только не здесь, - он отполз в сторону и присел на кочку.
Положив шар на колени, хоббит склонился над ним, как ребенок над унесенным в свой уголок лакомством. Потом осторожно приоткрыл полу плаща и взглянул. Сначала шар был черным как смоль, только блики лунного света скользили по его поверхности. Потом внутри что-то засветилось и стало двигаться. Пиппин уже не мог оторваться. Вскоре вся внутренность шара запылала, в нем перемещались какие-то огни. Потом они разом погасли. Пиппин отчаянно пытался отвести взгляд, но вдруг ахнул и начал клониться все ниже и ниже и, наконец, оцепенел. Губы у него беззвучно шевелились. Так прошло несколько минут. Неожиданно хоббит пронзительно вскрикнул и замертво упал на землю. На крик выбежали часовые, спящие проснулись, и всю стоянку охватило смятение.
– Так вот кто оказался вором!
– воскликнул Гэндальф, поспешно закрывая шар плащом.
– Это плохо!
Пиппин лежал навзничь, оцепенев, глядя в небо невидящими глазами.
– Хотел бы я знать, какая беда с ним приключилась и только ли с ним?
Гэндальф был встревожен не на шутку. Он взял руку Пиппина, прислушался к его дыханию, потом приложил ладонь ко лбу. Хоббит затрепетал и закрыл глаза. Потом всхлипнул и сел, заслоняясь от чего-то руками.
– Это не для тебя, Саруман!
– закричал он странным голосом, сдавленным и пронзительным, и рванулся прочь от склонившегося над ним Гэндальфа.
– Я пошлю за ним сейчас же. Ты понял? Скажи только это!
– он забился, пытаясь вскочить, но Гэндальф крепко и осторожно держал его.
– Перегрин!
– властно и мягко позвал он.
– Вернись, Перегрин!
Хоббит обмяк и, падая, вцепился в руку мага. Потом открыл глаза. Взгляд у него был измученный и жалкий.
– Гэндальф!
– вскрикнул он.
– Гэндальф, прости меня!
– Простить?
– переспросил маг.
– Скажи-ка сначала, что ты наделал?
– Я… я взял шар… и смотрел в него, - жалобно залепетал Пиппин, - там было так страшно! Я хотел уйти, но не мог. А потом пришел Он, и Он спрашивал, и смотрел на меня, и… я больше ничего не помню…
– Этого мало, - сурово произнес Гэндальф.
– Что ты видел, что ты сказал Ему?
Пиппин закрыл глаза и не отвечал. Все смотрели на него, только Мерри отвернулся. Лицо Гэндальфа заострилось, стало суровым и властным.
– Говори!
– потребовал он.
Пиппин заговорил снова, тихим, дрожащим голосом, но постепенно его речь делалась все яснее и тверже.
– Сначала я видел темное небо и высокие башни, звезды… они были далеко. Потом звезды начали исчезать и появляться, их заслоняло что-то большое, крылатое. Мне показалось, что вокруг башни вьются летучие мыши. Кажется, их было девять. Одна полетела прямо ко мне. Это был ужасный… нет! Я не могу сказать! Я боялся, что оно вылетит, и хотел все бросить, но оно закрыло весь шар, а потом вдруг исчезло, и появился Он. Он не говорил со мною, только смотрел, а я понимал все. Он спрашивал: «Почему ты не сообщал о себе так долго?» Я промолчал, и тогда Он опять спросил: «Кто ты?» Я опять не ответил, но мне стало очень больно, а Он все спрашивал, и тогда я ответил: «Я - хоббит». Тут он словно увидел меня и засмеялся. О-о! Это был такой страшный смех, словно тебя режут на части. Я хотел вырваться. Но Он сказал: «Погоди. Мы с тобою скоро увидимся. Передай Саруману, что этот орешек не по нему. Я сейчас же пошлю за тобой. Ты понял? Скажи только это!» - он так и впился в меня взглядом. Я чувствовал, что разваливаюсь на части… Нет, нет! Я не скажу больше ничего! Ничего больше не помню!