Две крепости
Шрифт:
– Я тоже его вспоминал, - задумчиво произнес Арагорн.
– Мы насмотрелись на этих полуорков в Хельмовой Пади. Тот-то из Брыля, пожалуй, и вправду служил Саруману, но вот ему ли одному - не знаю. Они ведь по натуре предатели…
– Их было тысяч десять, - продолжал Мерри.
– Целый час они шли через ворота. Одни направились к Бродам, другие - на восток, через мост. Шумели они ужасно. Я уж решил, что дела Рохана совсем плохи. Но Древобород не шелохнулся, лишь сказал: «Нынче ночью я занимаюсь только камнями и скалами»?
Точно не знаю, но, по-моему, хуорны все же пошли вслед за орками. Поутру я видел непроницаемый сумрак внизу, в долине.
Войска ушли, и вот тогда настал наш
– Ну, это ты зря, - задумчиво сказал Арагорн.
– Когда-то он был велик. Глубочайшие знания, проницательный ум, искуснейшие руки. Он и сейчас еще могуч. Много знает и умеет. У него есть власть над душами. Мудрого он убедит, слабого запугает. Даже теперь, когда он потерпел поражение, едва ли в этом мире кто-нибудь может говорить с ним без опаски. Разве что Гэндальф, Элронд и Галадриэль, других я не знаю.
– С энтами ему не справиться, - пренебрежительно ответил Пиппин.
– Однажды ему удалось их обмануть, но больше они не попадутся. Он никогда не понимал их, да и в расчёт не принимал, а теперь поздно. Как только энты напали, Сарумановы крысы начали удирать из всех щелей. Людей энты допрашивали и отпускали, только с этой стороны их десятка три набралось. Из орков не ушёл никто. Хуорны окружили Изенгард.
Когда энты пообломали южные стены, а слуги предали и удрали, Саруман струхнул.
Он как раз стоял у ворот, должно быть смотрел, как марширует его изумительная армия. А когда энты быстренько развалили ворота, ему пришлось удирать. Тут проглянули звезды, Скородум углядел его и закричал: «Древоубийца! Древоубийца!» Скородум вообще-то очень чувствительный, но Сарумана ненавидит люто. Его народ жестоко пострадал от орочьих топоров. И, надо сказать, Саруман едва успел захлопнуть за собой двери Ортханка.
Он привел в действие свои подземные машины, у него их тут много, обжег и поранил многих энтов. Это их окончательно разъярило, и они устроили целое землетрясение. Мы с Мерри спрятались, но что толку? Энты обстреливали башню каменными глыбами и обломками столбов, даже сами кидались на нее, только напрасно. Один Древобород не потерял хладнокровия. Он опасался, что энты в ярости поранят себя и боялся, что Саруман выскользнет в какую-нибудь щель.
Так что Древобород вышел в круг и заговорил, и его голос легко перекрыл весь шум и грохот. Вдруг стало тихо, только из верхнего окна башни доносился пронзительный смех. Настроение у энтов сразу изменилось. До этого они прямо кипели от гнева, а тут смолкли, посуровели. Фангорн о чем-то поговорил с ними - посвятил в свой план, который наверняка придумал заранее, - и все исчезли, просто растаяли в предутреннем сумраке.
У башни остались стражи, хоть их и не было
В сумерках вернулся довольный Древобород. «Ух, запыхался, - сказал он.
– Сейчас бы глоток воды из Энтовой Купели. Давненько мы так славно не трудились! Ночью придет вода, поберегитесь. Поначалу она будет довольно грязной, пока не смоет всю здешнюю мерзость. Тогда Изен опять станет чистым». И он еще немножко поломал стены, так просто, для удовольствия.
Мы уже присматривали спокойное местечко, где бы поспать, когда случилось самое удивительное. Примчался всадник, весь в белом и на огромном коне, отливающем серебром. Я смотрел и не верил своим глазам, крикнуть не мог, только стоял и шептал. А он? Может, думаете, он сказал: «Привет, Пиппин, вот так приятная встреча»? Ничего подобного! Он крикнул: «Эй, Пиппин, где Фангорн? Он мне срочно нужен!» Фангорн был рядом. Они вовсе и не удивились друг другу - как будто знали, что должны здесь встретиться. Я-то всё гадал, почему Фангорн так странно на меня посмотрел, когда мы рассказывали ему про Морию. Энты никогда «не спешат», он и не сказал нам ни словечка. Зато Гэндальф всегда спешит так, что за ним и эльфу не уследить!
«Хуум! Гэндальф!
– сказал Древобород.
– Я рад, что ты пришел. Камни, вода, колеса, леса - это по моей части. Но здесь нужен маг, чтобы заправлять всем». «Древобород, - сказал тот, - я за помощью к тебе. Вы сделали много, но надо еще больше. Надо управиться с десятком тысяч орков».
Они посовещались в сторонке. Должно быть, Фангорну разговор показался слишком поспешным, и то правда, Гэндальф очень спешил. Они вернулись, и вот тут-то Гэндальф наконец сказал, что рад нас видеть. «Где же ты был?
– сунулся было я.
– И где остальные?» «Где был, там меня уже нет, - отвечал он в своей неподражаемой манере.
– Кое-кого видел, об остальном - потом, я спешу; Ночь темна, может, к утру просветлеет. Тогда и свидимся. Держитесь подальше от Ортханка. Привет!»
Он умчался, а Древобород долго перебирал в уме то, что услышал. «Не такой уж вы торопливый народец, как я погляжу, - сказал он нам.
– Вы выложили куда меньше того, что знали, и не больше того, что следовало. Что ж, вязанка вестей и новая забота!»
Он рассказал немножко о битве, которая вот-вот начнётся или уже идёт, позвал хуорнов и исчез до утра. А мы всё думали про вас, и про Фродо с Сэмом, и про Боромира - и опять про вас, и так боялись, что вы не вернётесь с этой битвы.
Была уже глухая ночь. Мы лежали на какой-то груде камней и в двух шагах ничего не видели. То ли тень, то ли туман накрыли всё вокруг, как одеялом. Воздух стал горячим и душным. Вокруг был шелест, скрипы, гул голосов. Наверно, другие хуорны тоже отправились сражаться. Потом на юге началась гроза. Молнии сверкали над всем Роханом. Мы даже отсюда видели горные пики - вспыхнут, белые на чёрном, и опять исчезнут. А за спиной у нас шумело, как от грома в горах, и гул шёл по всему ущелью.
Наверно, после полуночи энты сломали дамбу и впустили всю собранную воду через пролом в северной стене Изенгарда. Хуорны ушли, тьма рассеялась, гром укатился на юг, а на небе даже появилась луна.
Изенгард вдруг стал набухать черными извивающимися ручьями и лужами, блестевшими в лунном свете. Вода находила все новые щели, просачивалась под землю. Шипел пар. Дым поднимался столбами. То и дело что-нибудь взрывалось. Наконец Изенгард стал походить на огромную кастрюлю, в которой все кипело и булькало.