Две параллельные
Шрифт:
– Думаю, нужно позвонить твоему другу, - говрит он и протягивает телефон, - звони с этого, объясни кратко ситуацию и скажи, что ваш самолет на два часа.
– О`кей, - отвечаю я, и Юрий выходит.
– Слушаю, - настороженно говорит Эдо на том конце провода, после первого гудка.
– Ты один?
– спрашиваю я.
– Ахпер, - радуется Эдо, - один, а ты, что номер скрываешь?
– Некогда, слушай меня внимательно и наматывай на ус...
– О чем ты?
– Мне нужно, чтобы ты собрал свои вещи, и завтра в час дня был у аэропорта.
–
– Ты, что тупой и глухой?
– Бро, не хрена не пойму...- бормочит он
Я вкраце рассказываю ситуацию. После, он, наверно, с минуту молчит.
– Много денег?
– наконец спрашивает он.
– О чем ты? Какие деньги? Мы свободны, ты это слышал? Слышал? То, о чем мы мечтали, жизнь без братства.
– Черт, ты прав...просто это так шокирует и...
– Никаких 'и'. Завтра в два мы летим к свобдной жизни.
– Реально круто, - все ещё пораженно проговаривает Эдо.
– С утра с профом мы заедим в школу, видимо забрать документы, оттуда в банк и в аэропорт, чтоб твоя задница уже была там.
– Считай она уже там.
Я отключаю телефон и иду на кухню, где слышу какую-то возьню.
– Я так понимаю, макороны варить вы все же умеете, - говорю я, облокотившись о косяк двери, наблюдая, как профессор ловко справляется с кострюлей.
– Ну, скажем так, - отзывается он, - я обладаю кое-какими тайными навыками.
– Проф, - говорю я, когда отдаю ему телефон, - вы реально готовы сделать это? Ведь, по сути, мы чужие люди. И вы не обязаны.
– Микаэл, - Юрий смотрит на меня тем взглядом, о котором мечтает каждый сын, сжимает мое плечо, - твой отец знал, что я в городе с первого дня моего возвращения, но он не пришел ко мне, поскольку знал, что это может привлечь братсво. Он берег меня, потому что, когда-то мальчишками мы поклялись защищать и помогать друг другу. Он исполнил свой долг, а я?
– И вы, - тихо отвечаю я. Профессор долго смотрит на меня и выдыхает.
– Опять вы что-то готовите, - неожиданно в кухне появляется Анна Ивановна, мы оба вздрагиваем.
– Не тешьте себя надеждами, - отзывается Юрий Вадимович, - это только макароны...
– Неееееет!
– смеясь, в кухню вбигает Алешка делает круг вокруг стола и становится за моей спиной. Следом вбегает Чита. Улыбается, глаза горят, волосы слегка выбиты из хвоста. Но она резко тормозит передо мной, так, что едва не врезается.
– Из...вини, - запинается она. Черт, вот он мой лакомый кусочек. Не мой. Мля, не хочу думать об этом. Не сейчас.
– А вот и я выиграл!
– кричит Алешка.
– Так, - строго хмурит брови Анна Ивановна, - быстро все из кухни, иш, разбегались, неугомонные.
Рита и Алешка послушно выходят.
– А тебя не касается?
– спрашивает Анна Ивановна. Я сажусь на стул, откидываюсь на спинку и слегка пожимаю плечами.
– А я не бегал, я хорошо себя вел.
Вскоре все рассаживаются за столом, так как Юрий Вадимович божетвенно быстро
Анна Ивановна рассказывает о девчонке, которую она сегодня взяла на место официантки. Я не слушаю ее. Я разглядываю Риту. Каждую черточку, каждую линию. Это черт, как важно для меня. Так важно, что кажется, мне нужно место в дурдме. Кто бы знал.
Она не смотрит на меня, ковыряет вилкой в еде. Не может нормально есть. И возможно причина я. От этой мысли, мое сердце сжимается, и я в ответ до боли сжимаю вилку в руке. Ей неловко, что вчера она мне позволила многое. Черт, и я воспользовался всем до чего был допущен. И сделал бы это ещё сотню раз...но вот справа от меня сидит причина моего монашества. Я не могу поступить так с дочерью человека, которого уважаю. Я не могу так поступить с Читой, потому что она это она и все. Она достойна быть счастивой. И потому что да, черт возьми, рядом с ней я дышу иначе. Я живой. Я чувствую.
Маргарита
Я знаю, что он смотрит на меня. Но я не знаю, как мне себя вести с ним. Меня целый день мучают воспоминания. Вспоминания о его губах, о его ласках и это так странно сейчас вот так сидеть с ним за одним столом, где ещё сидит вся моя семья. Я даже Кире не рассказала ничего, я просто хочу оставить это для себя. Пока.
– Спасибо, бабуль.
Я встаю и убираю тарелку за собой.
– Ну, вообще-то готовил я, - как-то обиженно говорит папа.
– Ой, да, папочка, - я чмокаю папу и выхожу из кухни, где вслед мне несется бабушкино: 'А чай?'. Но я не могу думать ни о чем. Я не знаю ничего. Вообще.
Я захожу в свою комнату, запираю за собой дверь, ложусь на кровать, поворачиваю голову и смотрю на небо. Не знаю, сколько проходит времени, но на небосклоне по очереди, одна за другой зажигаются звезды. А я лежу и жду. Я жду, что снова за балконой дверью появится знакомый силуэт. Жду, что он постучит в мою дверь. Что окажется здесь, скажет, что что-то чувствует ко мне, обнимет, поцелует. Будет мне говорить, как скучал по мне и мы...и мы что-нибудь придумаем.
Но чем дальше стрелка часов отмеряет ночь, тем больше я осознаю реальность. Все, что было вчера действительно действо одного дня. Конечно, Микаэлю просто было скучно, а тут я под рукой. Какая я дурочка, зачем ему позволила запудрить мозг? И что мне теперь делать прикажите? Он постоянно в моей голове, и то, что я испытываю к нему, это нечто большое и пугающее меня. Оно вызывает одновременно и восторг и страх, трепет и настороженность. Я не знаю, как пережить мне эти эмоции. Мне хочеться больше узнать о нем, узнать о нем все. Понять. Но я ничего не могу. Я просто лежу, я просто смотрю за окно, и я так долго лежу, что начинает светать, и только тогда я проваливаюсь в сон.