Две пары
Шрифт:
– Да, они красивы. Недаром Амстердам называют северной Венецией. Так во всех путеводителях сказано.
– Не хватает только поющих гондольеров!
Сдвоенный номер в отеле, который занимали Джоанна и Эбби, был обставлен дорогой удобной мебелью в золотисто-бежевых тонах. Плетеные кресла с изогнутыми спинками в таком интерьере выглядели странно и необычно. Утомленные долгим перелетом, подруги прилегли отдохнуть, а затем пошли прогуляться и посмотреть на Королевский дворец.
– Почва здесь невероятно болотистая, – сказала Джоанна. – К твоему сведению, дворец стоит на опоре из тринадцати тысяч свай.
Шум
– Давай зайдем, я хочу примерить такие.
Кончилось тем, что они обе купили по паре сандалий, тут же надели их и вышли на улицу, смеясь оттого, что подошвы звонко щелкали по тротуару. Эбби хотела с головой окунуться в ночную жизнь города, но Джоанна убедила ее вернуться в отель и лечь спать, потому что на следующее утро им предстояло отправиться в офис «Омеги» довольно рано.
– Виллем так и не позвонил, – сказала Эбби, разбирая постель. – А мне казалось, что он заинтересовался мною. – Она нахмурилась на мгновение, но тут же беспечно тряхнула головой. – Впрочем, не важно. Как всегда, кто-нибудь другой подвернется.
Филиал «Омеги» в Амстердаме со штатом в восемь сотрудников по нью-йоркским меркам был смехотворно мал. Джоанне и Эбби предстояло работать непосредственно с Хансом Тербохом, главным редактором, и его помощником по художественной части, Питером Хинкесом. Джоанна сразу заметила, что Тербох, тучный пятидесятилетний мужчина, без восторга отнесся к необходимости считаться с мнением молодой американки, годившейся ему в дочери. Ознакомившись с проектом Джоанны, он тут же выступил с рядом возражений относительно фронтисписа и обложки. Джоанна аргументированно объяснила, почему сочла необходимым внести изменения в первоначальный вариант макета. Различие между голландским текстом и его английским переводом, а также включение иллюстраций вынуждали вносить коррективы в текст, по-разному использовать его пространство. Кроме того, американский читатель, гораздо менее подготовленный, чем местный, нуждается в большем количестве иллюстративного материала.
– Я понимаю, – недовольно проворчал Тербох. – Но эта девица в национальном костюме посреди зарослей тюльпанов просто отвратительна. На нее невозможно смотреть без содрогания. Кроме того, на шестой странице нельзя разбивать текст иллюстрацией так, как предлагаете вы. Теряются смысловые нити.
Питер Хинкес был помоложе и посговорчивее. Он сразу же принял сторону Джоанны, чем заслужил от босса суровый, неодобрительный взгляд. Тербох, оказавшись в меньшинстве, стал отстаивать свое мнение с удвоенным упорством.
Эбби, вносившая коррективы в макет, постепенно выходила из себя, проникаясь к Тербоху все большей неприязнью.
– Боже, какой зануда! – шепнула она на ухо Джоанне, улучив момент. – Поражаюсь, как у тебя хватает терпения на него. Я бы давно треснула его как следует, чтобы охладить пыл!
– Самое главное – добиться результата. Нам всем нужно, чтобы книга вышла в срок большим тиражом и чтобы она быстро раскупилась. Так что придется проигнорировать его нападки и частично учесть его рекомендации. Мистер Тербох – жертва своего возраста и плоского ландшафта своей
– Удивительно, что у тебя достает сил шутить! А у меня просто руки чешутся окунуть его головой в канал, чтобы он заткнулся наконец-то! Впрочем, я лучше помолчу.
– Да, Эбби, пожалуйста. И особенно во время ленча.
– Черт, неужели мы должны еще с ним завтракать?
Тербох и Питер повели Джоанну и Эбби в скучный заурядный ресторан, где официанты были по традиции одеты в черные фраки и белые галстуки.
– Глазам своим не верю, – простонала Эбби на ухо подруге.
– Да, немного нелепо, – согласилась Джоанна. – А я хотела съесть что-нибудь легкое, например салат.
– Забудь об этом. Похоже, они собираются устроить нам настоящий банкет. Надеюсь, это не голландская пирушка, где каждый платит за себя, а хозяин должен напиться раньше гостей?
– Ш-ш-ш! – одернула ее Джоанна, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
– Полагаю, дамы позволят выбрать для них блюда, – скорее заявил, чем поинтересовался Тербох.
– Да, пожалуйста, – ответила Джоанна, мило улыбаясь. В конце концов, не так уж важно, что придется есть. Главное – увезти с собой хороший макет книги. Так что пусть Тербох наслаждается своими скромными победами.
Подруги стоически жевали филе сельди и рубленый бифштекс с гарниром из краснокочанной капусты, запивая все это холодным пивом.
Любая попытка Эбби перевести разговор за столом на какую-нибудь другую тему, кроме рабочей, заканчивалась укоризненным взглядом Тербоха и толчком в бок со стороны Джоанны.
В дамской комнате Эбби дала волю своему негодованию:
– Ты видела, что этот зануда заказал еще и торт?! Слава Богу, что сегодня пятница! Кстати, сегодня ведь пятница? Или, пока мы летели над Атлантикой, сутки передвинулись?
– Сегодня действительно пятница. Между прочим, Тербох раньше заканчивает рабочую неделю, так что после обеда нам предстоит общаться лишь с розовощеким Питером. Этого очаровать будет куда проще.
– В отношении Питера у тебя больше шансов, чем у меня, – благодушно констатировала Эбби, подкрашивая губы перед зеркалом. – Он очарователен и умен.
– Прошу тебя, не говори ерунды.
– Разве я когда-нибудь говорю ерунду?
Прогнозы Джоанны относительно Питера оправдались. В отсутствие босса молодой человек оказался милым в обхождении и невероятно работоспособным. В тот день они разобрали четыре главы книги.
– Правда, мило с его стороны предложить нам прогулку по городу? Или ты думаешь, что он тоже женат, Джоанна?
– Нет. Он слишком скромен и непритязателен. Во всяком случае, он гораздо симпатичнее твоего несостоявшегося знакомого Виллема.
– Это так, Питер намного приятнее, – согласилась Эбби. – Похоже, его можно отнести к сердцеедам.
Питер повез их на прогулку по городу на яхте, собственности концерна. Джоанна дивилась тому, как он находит дорогу в лабиринте каналов, над которыми нависали мосты. Если верить путеводителям, мостов в Амстердаме насчитывалось более тысячи. Эбби пребывала в великолепном настроении и в лучшей своей форме, что выражалось в чрезмерной разговорчивости, сопровождаемой выразительными взглядами в сторону Питера.