Две повести о Манюне
Шрифт:
– Здравствуй, Ба. – Мы подошли и чмокнули ее в мягкие щеки.
– Вы посмотрите, что за чушь передают, – хмыкнула она.
В телевизоре какой-то бородатый дяденька раскидывался стопками бумаги и плакал на весь экран:
– Я люблю тебя, Элижбета! Элижбета, я тебя люблю! А-ха-ха (безутешные рыдания). Я люблю тебя, Элижбета! Элижбета-а-а-а!!!
Некоторое время мы завороженно наблюдали, как убивается этот сумасшедший дядечка.
– А где она? – не вытерпела Каринка.
– Кто?
– Ну,
– А черт ее знает, гульнула, видимо, от него, вот он и корячится, бедолага, аж все глаза себе выплакал.
Мы не очень поняли, в чем все-таки провинилась Элижбета.
– Ба, а что такое «гульнула»?
Ба пожевала губами.
– Развелась с ним.
– А что это за бумаги, которыми он раскидывается?
– Это письма, которые он написал, но не отправил ей.
– Ого, – вылупились мы, – так Элижбета, значит, давно уже с ним развелась? Столько писем-то!
– Я же говорю – имбецил. Нет, чтобы делом заняться.
– Элижбета! – душераздирающе крикнул дядечка. Мы встрепенулись и обернулись к экрану. Дядечка простонал и, закатив глаза, упал на пол. Бородой вверх. И на эту торчащую колом бороду кто-то невидимый за кадром стал швыряться горстями разодранной в клочья бумаги. Ба дождалась, пока на экране появились титры, и прочла фамилию режиссера телеспектакля.
– Вот ведь дегенерат, – хмыкнула она и выключила телевизор. – Ладно, пойдем пирожки жарить.
Мы обрадованно последовали за ней на кухню. Ба вытащила большую чугунную сковороду, щедро налила масла и поставила на огонь. Когда масло разогрелось, она стала по одному опускать туда пирожки. Пирожки мигом схватывались корочкой и отчаянно шипели. Мы с Каринкой сели за стол и преданно стали ждать. Первая партия пирожков почти уже была готова!
– Надо бы Маню позвать, – шепнула уголком рта я.
– На запах придет, – отмахнулась Каринка. Не существовало на свете силы, способной выгнать нас сейчас из-за стола.
Манька, словно услышав наш шепот, сама через секунду влетела на кухню. Боевым чубчиком и какой-то толстой тетрадью вперед.
– Вот! – крикнула она. – На сегодня, я думаю, достаточно. Смотрите, что у меня получилось!
Она плюхнулась рядом, распахнула тетрадь и продемонстрировала нам результаты своих трудов. На первой странице большими печатными буквами было выведено: «РОМАН».
– Ооо, – закатили мы глаза.
Убедившись, что зрители по достоинству оценили ее труды, Манька перевернула страницу. Мы увидели новую, не менее обнадеживающую запись: «ФАНТАСТИЧЫСКЫЙ».
– Ааа, – задохнулись мы.
– То-то, – хмыкнула Манька и торжественно перевернула страницу.
Третья страница не уступала в монументальности предыдущим: «Автор – МАРИЯ ШАЦ. МИХАЙЛОВНА», – скромно гласила она. «МИХАЙЛОВНА»
– Ыыыыы, – контуженно промычали мы.
«Глава 1», – объявляла следующая страница.
Напряжение на кухне возросло до такой степени, что чиркни кто спичкой – и дом разнесло бы взрывом на микрочастицы.
Манька перевернула страницу.
«– Уньк-уньк-уньк, – сказал инапланитянин и постучальса в дверь», – гласила пятая страница Манькиным птичьим почерком.
На этом интригующем месте запись обрывалась.
– Потом допишу, а то запахло пирожками, и мне расхотелось сочинять, – объяснила Манюня. – Ну как?
– Шикиблеск! – Мы, наконец, выдохнули и воровато протерли выступивший на ладонях пот уголком скатерти. Ба, отвернувшись к плите, мелко тряслась спиной.
– Ты смеешься? – разобиделась Манька.
– Ну что ты, – Ба повернула к нам раскрасневшееся лицо, – мне просто от плиты жарко. Идите лучше позовите Мишу, пора пирожки есть. Тетрадь оставь, – велела она Маньке.
– Я папе хотела показать.
– Папа дома посмотрит.
Мы побежали звать дядю Мишу. Пока обувались, слышали, как Ба сначала зашелестела страницами тетради, а потом разразилась гомерическим хохотом.
– Ой не могу, – стонала она, – ой, сил моих больше нет!
– Она думает, это будет смешной роман, – покачала головой Манька, – но очень ошибается. Это будет грустный роман о том, как инопланетяне захватили нашу планету и погнали людей в рабство.
– Куда?
– Не знаю, я пока не придумала название их планеты.
– Можешь назвать планету Элижбетой, – встрепенулась Каринка.
– Я подумаю, – милостиво согласилась Манька. – А что такое Элижбета?
И по дороге на задний двор мы с сестрой наперебой стали рассказывать о бородатом дядечке из телевизора.
– Точно назову планету Элижбетой, – решила Манька и толкнула дверь погреба. – Пап, пойдем пирожки кушать, ой!
– Чего это «ой»? – Мы заглянули следом и встали как вкопанные. – Здрассьти, дядь-Миш!
– Здравствуйте, девочки. – Дядя Миша топтался в груде каких-то осколков и всем своим видом напоминал сумасшедшего дядечку из телевизора.
– Пап, ну что ты опять натворил? – вздохнула Манька.
– Заставил полку пустыми литровыми банками, а она возьми и рухни. Плохо прибил, значит.
– Литровыми? Вот такими? – показали мы приблизительную высоту банок.
– Да.
Мы похолодели. Литровые банки были самыми дефицитными. Туда закатывали конфитюры, аджику, баклажанную икру, печенные на огне овощи, домашнюю тушенку. Ба доставала эти банки с боем и поэтому тряслась над ними, как над сокровищем. Чуть ли не каждую в лицо знала.