Две стороны неба
Шрифт:
– Если следовать вашей концепции, сэр, - насмешливо рассуждал Пашка, - то известное яблочко, катающееся по столь же известному блюдечку не что иное, как исказившийся до неузнаваемости при передаче от поколения к поколению телевизор, а ковер-самолет - преломленный призмой человеческого сознания летательный аппарат могущественной цивилизации, которая потом почему-то исчезла. Может быть, вымерла от ангины.
– Атлантов, - добавил Анджей.
– Может быть и атлантов, - согласился Пашка.
– Платон ведь
– Я говорю о мифах, а не о сказках, - спокойно возразил Христо.
– Ребята!
– тихо произнес Роберт.
– А кто родители нашей Кати?
Пашка не донес до рта большую грушу из компота, Анджей поднял брови, а Христо ответил:
– Мама на Фобосе, а отец...
– он запнулся.
– Отец в патрульной службе, а что?
– невозмутимо спросил Анджей.
"Вот в чем дело! В патрульной службе, призванной оберегать от тех... В Поясе астероидов..."
– А то, что с кем-то из них несчастье.
– Что ты мелешь?
– встревоженно воскликнул Пашка.
Анджей начал искать глазами Катьку, а Христо, как всегда рассудительно, но дрогнувшим вдруг голосом произнес:
– Если ты делаешь такой вывод на основании личных наблюдений, то это еще не значит...
Он не договорил, потому что в этот момент наставница Анна вернулась в столовую.
– Одиннадцатый класс!
– звонко сказала она.
– После обеда не расходиться. Собираемся у коттеджа.
– Ну-у!
– недовольно протянул кто-то.
Наставница Анна повернулась и медленно вышла, обхватив себя руками за плечи.
Роберт догнал ее на дорожке, ведущей к коттеджу одиннадцатиклассников.
– Где Катя?
Наставница долго смотрела на него, словно не могла узнать, потом провела рукой по лицу и показала на склон за футбольным полем.
– Побежала туда...
– Это с ее отцом?
– Да... Утром сообщили...
– Как все произошло?
– Не знаю, - устало ответила наставница.
– Никто пока не знает, КАК произошло.
– Она зябко повела плечами.
– Не это главное...
– Это!
– тихо, но твердо сказал Роберт.
– Что... Кто его?..
Наставница опустила голову и светлые волосы почти закрыли ее лицо.
– Весь экипаж... Пять человек... Успели сообщить... Торпедная атака...
С каждым произнесенным наставницей словом Роберту становилось все труднее стоять. Кто-то тяжелый давил и давил на плечи и затылок, пытался свалить с ног.
– Пойдем к ребятам, - тихо сказала наставница.
– Подумаем...
Роберт рванулся было в сторону, но наставница остановила его:
– Не ходи туда! Ей нужно одной...
– Нет, я пойду! Пусть накричит на меня! Пусть ударит!
Наставница непонимающе
– При чем здесь ты, Роберт?
– При том!
– Он выпрямился, сжал кулаки.
– При том! Ведь и я когда-то мог...
Катька сидела на пне, уткнув голову в руки, и её узкая спина в белой майке чуть заметно вздрагивала. Роберт набрал побольше воздуха и тронул ее за плечо.
– Катя!..
Катька всхлипнула, не поднимая головы.
– Ну ругай же меня, Катя, бей!
Она повернула к нему изумленное курносое лицо, вытерла слезы.
– Ты что, ненормальный?
– Ругай меня, Катя!
– с отчаянием повторил он и сел у ее ног на выгоревшую под солнцем траву.
Катька опять заплакала, уткнувшись носом в исцарапанные коленки.
– Причем... здесь... ты? Ду...рачина!
Катька плакала, и Роберт беспомощно смотрел на ржаное поле, речку и дубовую рощу на холмах, на спокойно голубеющее небо и не мог найти слова утешения, потому что никакие слова не в силах были помочь.
А потом он повернул голову и увидел, что сзади, за пнем, молчаливым полукругом стоит весь одиннадцатый класс.
День просочился, окрасившись черной краской общей беды. Роберту казалось, что ребята то и дело отчужденно и даже, может быть, с ненавистью, смотрят на него. Он старался не прислушиваться к разговорам, но ему казалось, что за спиной мрачным шепотом повторяют его имя.
Вечером в кинозале все они были потрясены страшным и прекрасным кинофильмом о борьбе с врагами Советской власти в первые годы Эры Октября.
Они вышли из зала, когда уже стемнело, молча сели в шезлонги у коттеджа. Разговор начался незаметно, с реплики, брошенной всегда задумчивым Альберто Торрено.
– Вот были тогда дела!
– сказал Альберто.
– Что ж, нам теперь плакать о времени большевиков?
– вызывающе спросила маленькая Рената.
– Конечно, времена были трудные и интересные, - вмешался Христо.
– И даже скорее трудные, чем интересные. С точки зрения романтики. Интересными они нам кажутся сейчас, а тогда это была повседневность, и шли против кулацких обрезов не ради приключений, а ради победы.
– А кто спорит?
– вскинулся Пашка.
– Синьор Альберто хотел сказать, что раньше были дела, а теперь нет. Слишком все гладко, спокойно...
– Он запнулся и виновато посмотрел на тихую Катьку Мухину. Катька сидела очень прямо, смотрела перед собой и было трудно понять, слушает ли она разговор или нет.
– Ну не все, но настоящая-то борьба практически исчезла.
– Ты однобоко понимаешь слово "борьба", - возразила Инна Егорова.
– И это на одиннадцатом году обучения. Борьба ведь не только противодействие классовому врагу. Это столкновение нового со старым в любой сфере человеческой деятельности.