Две стороны одной монеты
Шрифт:
«Не теряет надежды на то, что сможет выбраться, но сопротивляется уже не так активно. Шантаж сестрой работает. P. S. В следующий раз обещал отрезать ей нос и левое ухо. Физические увечья — хороший стимул…»
«Застой крови в нижних конечностях компенсирован гимнастикой, введением препаратов для улучшения кровообращения и тромболитическими средствами. (3) Отмечаются побочные эффекты: аллергическая сыпь, затрудненность дыхания. Пересмотр терапии…»
«При внезапном разрыве телепатического контакта
«Испытания нового оборудования привели к возникновению болевого синдрома у пациента, повышению температуры тела и перегрузке лобных отделов мозга…»
«Эксперимент №68. Пациенту вводится Регенеративный раствор. Улучшенная версия, исключающая побочные эффекты, перегружающие систему…»
«Маленькие выродки попытались устроить саботаж. Позвоночник Мойры сломан на уровне третьего поясничного позвонка. Пусть будет уроком!..»
«Биологический элемент Церебро функционирует исправно. Разрешаю локальное повышение мощности для выполнения операции «Воздействие»…»
Эрик захлопывает папку, невидящим взглядом прожигая дыру в библиотечном ковре. Ему противно это читать… Биологические элементы — вот кто они для Шоу!
«Сожги ее…»
Голос Чарльза бесцветный, и Эрик вздрагивает от неожиданности. Он вдруг осознает, что все это время был не один в своей голове. И Чарльз читал с ним каждую строчку…
«Чарльз?..»
«Просто. Сожги. Не хочу, чтобы это было в доме».
«Там может быть…» — он пытается настоять, но понимает, что уже поздно.
«СОЖГИ! СОЖГИ ЕЕ! НЕ ХОЧУ ЕЕ ВИДЕТЬ!»
Телепатического воздействия нет, но Эрик не может вынести эти крики и швыряет папку в камин. Ему кажется, что он слышит тяжелое дыхание Чарльза даже отсюда. Шерон действительно стоило унести это. Зря он помешал.
Он идет в комнату Чарльза и терпеливо выдерживает его истерику, жалея, что стал ее причиной. Чарльз выдыхается лишь через час и проваливается в беспокойный сон. А внизу Эрика ждет Мойра, которая на кресле не может подняться на второй этаж и лупит его журналом по плечу. Ее глаза тоже красные от слез. Чарльз не слишком хорошо контролирует свою телепатию, когда на взводе, и, кажется, его слышал весь дом. Эрик чувствует себя чертовым садистом, по собственной глупости обидевшим двух детей.
Они больше не возвращаются к этой теме и обсуждают только других жертв Шоу. Не Чарльза.
К тому времени, когда Чарльз уже может более-менее двигать руками и поддерживать корпус в сидячем положении, случается то, чего все так ждали. Безымянная девочка наконец-то говорит.
Это происходит во время обеда в комнате Чарльза. Элиза уезжает с Мойрой в магазин. Обычно Мойра сидит дома, но сегодня ей хочется прокатиться по городу и купить что-то для ребенка
Чарльз красный от смущения и мысленно материт Эрика за его дурацкую идею. Он еще плохо держит ложку: мелкая моторика восстанавливается медленней, — но Эрик считает, что эта ситуация «стимулирует его на подвиги в данной области».
— Если я останусь голодным, ты будешь есть одни макароны всю следующую неделю. Да, те самые, которые ты не любишь.
— Я спокойно отношусь к макаронам. Это такая же пища, как и все остальное. И они тоже полезны, кстати. Правда, детка? — он смотрит на девочку, и та утвердительно кивает, засовывая ложку с картофельным пюре в рот.
Она внимательно следит за Чарльзом и его страданиями, когда тот вдруг бросает столовый прибор и тычет пальцем в Эрика.
— Не трогай мою ложку! Или я попрошу принести деревянную.
Эрик поднимает руки вверх, будто он тут ни при чем. И девочка тяжко вздыхает, наблюдая за их полушутливыми и наполовину агрессивными препирательствами.
— Папа, а мы съездим в гости к маме?
На самом деле сначала ни один из них не понимает, что они услышали. И только пару собственных реплик спустя оба оборачиваются в сторону девочки. Та внимательно смотрит на Эрика. Тот бестолково открывает рот.
— Что?
— Папа, мы поедем к маме?
Эрик все еще чувствует себя рыбой, выброшенной на сушу, и просто таращится на ребенка, пока Чарльз не подается вперед к девочке.
— Малышка, может, назовешь нам все-таки свое имя, чтобы мы могли найти твою маму, — Чарльз тоже растерян, но вид у него куда доброжелательней, чем у остолбеневшего Эрика.
— Ванда, — теперь она смотрит на Чарльза. — Ты ведь умеешь читать мысли, почему ты не прочел мое имя в моей голове?
— Ну, я… Знаешь, я не читаю мысли тех, кто не дает мне на это разрешения, — Эрик издает какой-то странный звук, выражающий, очевидно, его отношение к тому, что Чарльз торчит в его разуме почти постоянно и не спрашивает, хочет того Эрик или нет.
— О. А это ведь не больно? — девочка переводит взгляд на Эрика, и тот отрицательно качает головой. — А папа увидит мысли, которые ты у меня прочитал?
— Кто твой папа, Ванда? — брови Чарльза нахмурены, а Эрик предпочитает делать вид, будто его вообще нет в этой странно неловкой ситуации. Он не специалист по общению с детьми, и, пока Ванда молчала, ему было куда проще.
Девочка вытягивает руку и тычет пальцем в Эрика.
Ну, прекрасно.
— Эрик твой папа?
Она утвердительно кивает.
— Думаю, я бы не мог забыть, что у меня есть ребенок, детка, — Эрик скрещивает руки на груди, не понимая, что это за детская забава и как себя вести.
«Не пугай ее. Может, она говорит так, потому что ты для нее авторитет».
«Может, ты просто прочтешь ее и все прояснишь?»
— Ммм, Эрик — папа для тебя здесь, а где твои настоящие родители? — Чарльз почему-то не хочет лезть в ее разум и все еще пытается разобраться в ситуации словами.
— Но Эрик мой единственный папа. У меня есть фотография, — она тянется маленькой ручкой в сумочку, которую всегда носит с собой, и, достав из бокового кармашка небольшой прямоугольник, протягивает его Чарльзу.