Две возможности
Шрифт:
— Вы лжете, Ник, — заявила Рима.
Жакар что-то буркнул и отодвинул кружку.
Эллери попытался представить себе в этом баре трех приятелей — Тома Эндерсона, Ника Жакара и Гарри Тойфела. Городской пьяница, городской вор и городской философ. Бывший профессор английской литературы, безграмотный забулдыга и садовник-иконоборец. Эллери интересовало, на чем был замешан раствор, который их соединил.
— А может, это вы лжете, — отозвался Жакар, тряхнув лохматой головой. — Может, вы меня дурачите? — Он засмеялся, но его глаза тревожно скользнули по Эллери и Риме, а могучие руки вцепились в край стойки.
— Нет, Жакар. Мы все знаем о конверте,
Жакар сидел неподвижно.
— Холдерфилд вручил вам толстый конверт, заклеенный скотчем, с вашим именем, написанным почерком Эндерсона, не так ли?
Жакар ничего не сказал.
— И вы дали Холдерфилду расписку в получении.
— Допустим, — буркнул Жакар. Теперь его глаза бегали по сторонам.
— Что было в конверте, Жакар?
— Бумаги.
— Какие?
— Старые письма Тома.
— Которые он писал вам? — улыбнулся Эллери.
— Нет… То есть да. Мне.
— Вы умеете читать, Жакар?
— Умею не хуже вас! — Жакар облизнул губы. «Он взбешен и сбит с толку», — подумал Эллери.
— Сколько денег было в конверте?
— Денег?
— Да.
— Вы спятили! Там не было никаких денег! Никаких, слышите? — Жакар вскочил с табурета, размахивая руками.
— В конверте было пять тысяч долларов.
— Там не было денег! — упорствовал Жакар.
— И письмо с указаниями Эндерсона для вас. Что это были за указания?
— Там не было денег! — еще более уверенно повторил Жакар и, шатаясь, вышел через вращающуюся дверь. Они услышали его удаляющиеся шаги по гравию.
— Бедный папа, — улыбнулась Рима. Но ее губы дрожали.
— Настоящее животное, — задумчиво промолвил Эллери. — Он обезумел от неожиданной удачи. Пять тысяч долларов! Для Жакара это все равно что пять миллионов. Можете вы отобрать добычу у голодного тигра? Конечно, он ошеломлен и напуган, но твердо решил оставить деньги у себя. Возможно, даже не тратить — каким образом подобный тип может потратить пять тысяч? Больше всего, Рима, меня удивляет не глупая ложь и нечестность Жакара, а поразительное легкомыслие вашего отца.
— Жакар был его другом. У папы во всем мире было только двое друзей. Если не считать меня. — Последние слова были обращены к кружке пива, к которой Рима даже не притронулась.
— Двое друзей — один вор, другой философ. И он доверил деньги вору.
— Отец был необыкновенным человеком.
— Что верно, то верно. — Эллери бросил купюру на стойку. — Возможно, он меньше верил в честность философа, чем в нечестность вора. Дружба не всегда основана на доверии. Одинокий человек часто привязывается к своему злейшему врагу… А может, он решил позаимствовать лист из золотой книги Себастьяна Додда — дать вору шанс стать честным. — Эллери вздохнул. — Пошли, Рима.
Но девушка уставилась на свою кружку.
— Почему папа не отдал деньги мне? Неужели он мне не доверял? — Она снова улыбнулась. — Или он больше доверял Нику Жакару?
Этот вопрос и Эллери не давал покоя.
— Вы должны знать ответ.
— Должна, но не знаю.
— Том Эндерсон хотел что-то доказать себе самому. Несмотря на их дружбу, Жакар и Тойфел были для него посторонними — они не являлись частью его самого. Думаю, ваш отец решил действовать самостоятельно. Возможно, он по-прежнему считал вас ребенком… Черт возьми, я не задал Жакару мой любимый вопрос! — Рима молчала, и Эллери добавил: — Об этих анонимных письмах.
На сей раз она посмотрела на него.
— Каких анонимных письмах?
— Вряд
— Нет.
— Тогда мы попросим нашего друга снаружи отвезти нас назад в город. Вы знаете журналистку по имени Мальвина Прентис?
— Которая расспрашивала меня, когда папа…
— Ее-то мы и собираемся повидать.
Старая исцарапанная дверь здания «Райтсвиллский архив» исчезла. На ее месте появилось дорогое изделие из пластика кораллового цвета, украшенное блестящими металлическими гвоздями. Круглое окошко в двери напоминало иллюминатор.
Уютный интерьер также отправился в небытие. Раньше с улицы попадали прямо в офис, а теперь — в прихожую со стенами из кораллового пластика и сверкающей стали. В круглом углублении в центре помещался большой глобус, подсвеченный снизу. Сидящая на одном из сверкающих стальных стульев молодая женщина в модной блузке осведомилась ледяным тоном из-за сверкающей стальной решетки о причине прихода посетителей.
— Я бы хотел поговорить с вашим репортером Мальвиной Прентис.
Лед был сломан. Молодая женщина захихикала.
— Хорошо, что Мальвина вас не слышит!
— Почему?
— Ей бы не понравилось, что вы назвали ее репортером. Она владелица этой газеты. Владелица, издатель, главный редактор — короче говоря, самая важная персона. «Леди Грязь», как мы называем ее для краткости — только не рассказывайте ей об этом. А кто ее спрашивает?
Эллери назвал себя, размышляя о том, что коралловый пластик и сталь предполагали леди-издателя. Унаследованное состояние, пара поездок в Париж с остановкой в Лондоне и тайное желание выглядеть как Розалинд Расселл. [37] Курит сигареты в длинном мундштуке, носит одежду от Жака Фата, [38] приобретенную через эксклюзивный бостонский магазин, и презирает мужчин. Происхождение сомнительное, но определенно не райтсвиллское. Возможно, в роду имеется газетный издатель. Решительная дамочка! Должно быть, прибыла в город, услышав о самоубийстве Дидриха Ван Хорна, прежнего владельца и издателя «Архива», [39] и купила газету у Уолферта Ван Хорна, чтобы управлять ею по-своему…
37
Расселл, Розалинд (1907–1976) — американская киноактриса, игравшая деловых, энергичных женщин.
38
Известная фирма по производству дамской одежды и косметики.
39
см. роман «Чудо десяти дней».
Служитель, с торчащими зубами, в зеленой вельветовой куртке, проводил их к маленькому, но роскошному лифту. Сам офис был неузнаваем — настоящая поэма в зеленых и серебристых тонах. За полудюжиной металлических столов с серебристыми телефонами сидели робкого вида молодые женщины в одинаковых зеленых юбках и белых блузках.
— Сейчас заиграет оркестр за сценой, — шепнул Эллери Риме, — и ансамбль танцоров исполнит балетный номер.
Его интересовало, во что превратила невероятная мисс Прентис старый печатный цех Финни Бейкера.