"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
Чтобы спасти этих людей, вам придется действовать за нас. Будьте предельно внимательны. Ничего не бойтесь. Слушайте то, что я вам буду говорить или что будут тихо передавать вам И. или Ананда. Действуйте немедленно, как только получите приказание, точно выполняйте его и думайте только о том, что делаете сию минуту. Теперь идите, лошади нас ждут; возвращайтесь сюда же, времени даю вам двадцать минут.
Мы помчались к себе, быстро переоделись и через четверть часа уже входили к сэру Уоми.
Наши друзья были закутаны
Здесь нас ждал вместительный экипаж, мы уселись и поехали к Строгановым.
Я ожидал, что у подъезда будет стоять много экипажей, но увидел только одну коляску, из которой выходили Ибрагим с отцом.
Дом был освещен, но гостей не было видно. Мы с капитаном удивлённо переглянулись, решив, что съезд ещё, очевидно, не начался.
В гостиной мы застали всю семью в сборе. Она была так обширна, что в лицо я всех уже знал, но имён положительно не помнил.
Жена Строганова была в каком-то переливчатом, точно опал, платье. Она куталась в белый шёлковый платок; но мне показалось, что не сырость от дождя была тому причиной. А чудилось мне — она старалась укрыть руки и шею, на которых не было украшений. Вид у неё был смущённый и растерянный.
Анна надела синее платье с белыми кружевами, которое напомнило мне платок сэра Уоми. Бледность её меня поразила. Она была совершенно спокойна, и какая-то новая решимость чувствовалась в ней. На её прелестной руке сверкал браслет Браццано.
Сам Строганов выглядел так, словно только что поднялся после тяжёлой болезни.
Что касается любимчика, который внушал мне такой ужас в магазине Жанны, то теперь он обрёл свой обычный, презрительно-снисходительный вид "неглиже с отвагой". Только иногда по его лицу пробегала лёгкая судорога, и он брался за феску, точно желая удостовериться, что она на месте. Я подсмотрел, что страх, даже ужас, мелькал у него в глазах, когда он смотрел на сэра Уоми.
Словом, я окончательно превратился в "Лёвушку-лови ворон", в результате чего И. взял меня под руку.
Я опомнился и увидел входившего да-Браццано. Его адская физиономия выражала такую наглую, самодовольную уверенность, будто он говорил: "Что, взяли? Да и был ли я когда-нибудь согнут или нем?"
Он вошёл развязно, как к себе домой. Фамильярно целуя руку Строгановой, как будто чуть-чуть удивился её равнодушию, но тотчас же, изображая лорда высшей марки, направился к Анне. "Посмотрел бы ты на лорда Бенедикта", — мелькнуло в моей голове.
Склонившись перед Анной и нагло глядя на неё, как на свою собственность, он ждал, чтобы она протянула ему руку. Не дождавшись этого и желая, очевидно, скрыть досаду, он фальшиво рассмеялся и сказал:
— Дорогая Анна, ведь вы же европейского воспитания. Да и я не собираюсь устраивать в своём доме гарем. Протяните же мне вашу прелестную ручку,
— Прежде всего, для вас я не Анна, а Анна Борисовна. Что же касается каких-то залогов, то я их не принимала и слов вам никаких не давала, — прервала она его так резко, что даже этот злодей опешил.
Не знаю, чем бы кончилась эта стычка, если бы Строганова не вмешалась, говоря:
— Браццано, что же вы не здороваетесь с сэром Уоми и не знакомите нас с вашим другом?
Вместе с Браццано вошёл человек высокого роста, широкоплечий, но с такой маленькой головой, что невольно заставлял вспомнить об удаве. Лицо его, то ли вследствие болезни, а может быть, и злоупотребления спиртными напитками, было ярко-красное, почти такое же, как его феска, с фиолетовым оттенком на щеках и носу, а маленькие, чёрные, проницательные глазки бегали, точно шарили по всему, на чём останавливались.
Когда Анна обрезала Браццано, мне показалось, что на этом грязном противном лице мелькнуло злорадство.
Браццано представил хозяйке и обществу своего друга под именем Тебальдо Бонда, уверяя, что это красота Анны заставила его забыть все правила приличия.
— Впрочем, — прибавил он, поглядев на Анну и Строганову, — сегодня такой важный в моей жизни день, день побед. К тому же и власть моя сегодня возросла как никогда. Так что вряд ли имеет смысл придерживаться условностей.
Он хотел снова подойти к Анне, но его задержала Строганова, сказав, что все мы ждали его более получаса, чтобы сесть за стол. Что он опоздал свыше всякой меры, хотя ему отлично известно, что в этом доме — из любви хозяина к порядку — соблюдается точность в расписании трапез.
Браццано, привыкший видеть в Строгановой беспрекословно повинующуюся его капризам рабу, — окаменел от изумления и бешенства.
Но не он один был так сильно изумлён. Сам Строганов пронзительно взглянул на свою жену и перевёл вопрошающий взгляд на сэра Уоми. Тот ответил ему улыбкой, но улыбнулись только его губы. Глаза, строгие, пристальные, с каким-то иным — несвойственным его всегдашней ласковости — выражением устремились на Браццано.
Побелевший от злости Браццано прошипел в ответ хозяйке дома:
— Я не привык выслушивать замечания нигде, а у вас в доме в особенности. — Он с трудом взял себя в руки, постарался улыбнуться, хотя вместо улыбки вышла гримаса, и продолжал уже более спокойно: — Я простудился и был болен эти дни.
Внезапно он встретился взглядом с Анандой и точно подавился чем-то, потом кашлянул и продолжал:
— Только несколько часов тому назад я почувствовал облегчение благодаря усилиям моего доктора, которого я имел удовольствие вам только что представить, Елена Дмитриевна, — поклонился он Строгановой. — Пусть это печальное обстоятельство будет мне извинением. Смените гнев на милость и…