"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
— О, нет. Вы очень мало страдали, Жанна, если так скоро всё забыли. Напрасно жизнь послала вам И., капитана, Строганова, князя, которые опоясали вас кольцом своей защиты и доброты. Напрасно они спасли вас и ваших детей от лихорадки и голодной смерти на пароходе. Было бы лучше умереть в нищете, но в высокой чести, чем жить, имея такие гнусные мысли, — продолжал я кричать вне себя.
Жанна сидела неподвижно, вытаращив на меня глаза.
— Лёвушка, я всё, всё сделаю, как вы хотите. Только, знаете — этот турок. Как только я его вижу, — ну точно тяжесть какая-то наваливается на меня. Я становлюсь ленивой; глаза
— Стыдитесь говорить такие слова. Кто вас забросил? Все мы подле вас, а Анна разделяет ваш труд, проводя с вами по шести часов в день неразлучно. Бог мой, да когда же вы успеваете видеться с турком? И где вы его видите?
Жанна испуганно оглянулась и тихо сказала, что Строганова старается устроить так, чтобы она встретила у неё турка. Даже просила Жанну передать ему, в его контору, письмо. И что только случайный приезд мужа не дал ей возможности вручить Жанне это письмо.
Я был в отчаянии. Но всё же понимал, что только моё самообладание может помочь мне растолковать Жанне всю низость её поведения и всё её предательство.
Воспользовавшись моим молчанием, Жанна выпорхнула из комнаты. Я же углубился в мысли о Флорентийце, моля его меня услышать и помочь. Образ моего друга, спасшего мне несколько раз жизнь за это короткое время, точно влил в меня успокоение. Мысли мои прояснились. Я почувствовал в себе уверенность и силу бороться за спокойствие и счастье Анны и её отца.
— Лёвушка, скоро будет завтрак. Не хотите ли повидать в саду детей? — входя, сказала Жанна.
— О нет, Жанна. Если вы действительно полны чувством дружбы ко мне, как вы об этом неоднократно говорили, то мы должны договориться с вами о том, как вам вести себя дальше. Я не могу сесть за стол в вашем доме, если не буду уверен, что вы не носите в себе предательства и неблагодарности.
— Ах, Боже мой! Вот какая я незадачливая! Я так обрадовалась, что проведу с вами часок без помехи, а теперь готова плакать, что доктор И. не приедет.
— Если бы доктор И. услышал половину того, что вы сказали мне сегодня, он, по всей вероятности, посадил бы вас на пароход и отправил из Константинополя. Но дело сейчас не в этом. Дело в том, чтобы вы заглянули в своё сердце. Нет ли там зависти и ревности к Анне? Почему, понимая всю её высоту, вы решаетесь принять сторону такого низменного существа, как турок?
— Я вовсе не завидую и не ревную. Мне никогда не могло бы понравиться, чтобы на меня смотрели не как на живую, горячую женщину, а как на изваяние, — возбуждённо ответила мне Жанна. — Я, конечно, признаю все превосходные качества Анны. И мы такие разные, что о дружбе между нами не может быть и речи. Но я, конечно, всецело чувствую себя обязанной её отцу и знаю свой долг.
— Как вы можете понимать свой долг, — перебил я Жанну, — если у вас нет чувства простого уважения к чужой жизни, к чужой душе? Конечно, можно быть грубым и малокультурным существом и не различать ничего, кроме своих эгоистичных желаний. Неужели вы именно таковы? Неужели вы позабыли все свои слезы на пароходе, все муки, стоило вам почувствовать почву под ногами?
— Нет, Лёвушка. Я сейчас только начинаю отдавать себе отчёт, что какая-то
— Найдутся люди сильнее вас и защитят Анну от интриг. Речь не о ней, а только о вас одной. Всё зло, которое выдумаете причинить ей, ляжет на вас одну, милая, бедная Жанна. Оглянитесь вокруг. Кто и что есть у вас в мире, кроме горсточки спасших вас людей? Если они отвернутся, что вас ждёт? И как вы можете жить с таким раздвоением внутри? Вы лицемерно обнимаете Анну и плетёте вокруг неё паутину предательства.
Жанна молчала и о чём-то напряжённо думала. Я же снова призывал всем сердцем своего далёкого друга.
— Лёвушка, я понимаю всё, но поймите и вы. Как только я вижу турка, я немею, каменею и ухожу с какой-то навязчивой мыслью, что должна привести его к Анне так, чтобы никто этого не знал. Сейчас я ни за что этого не сделаю; но как только его увижу, — обо всём забываю и живу одной этой мыслью.
— Да ведь это гипноз какой-то! Вы подумайте, мог бы турок мне, князю или кому-то ещё так приказывать? Ведь надо носить в себе много зла, чтобы чужая воля могла им воспользоваться.
Долго ещё я убеждал Жанну, но её обещания не видеться более с турком казались мне шаткими и не внушали веры.
Кое-как высидев с нею завтрак, за которым я едва мог проглотить что-то из вежливости, я ушёл домой, решив всё рассказать И.
У калитки я встретил посыльного из цветочного магазина, взял у него прелестное деревце тёмной сирени и отнёс в комнату Ананды, где очень хорошо пристроил его во второй комнате на низкой, тяжёлой скамеечке, похожей на фиолетовый камень.
Вскоре, в типичной константинопольской тележке, слуга привёз мои тайны в артистической упаковке. Я развернул покупки, поставил на стол в первой комнате, где они показались мне ещё красивее, и пошёл к себе за кольцом и к князю за салфеткой.
Князь был очень удивлён моей просьбой, спрашивал, не надо ли тарелок и скатерти; но я сказал, что спрошу И., и если надо, приду ещё раз.
Войдя в комнату Ананды, я раскрыл футляр и чуть не выронил его от удивления и восторга.
В золотое, точно кружевное кольцо были хитро врезаны фиалки из аметистов. А спереди, из выпуклых же аметистов, была сложена крупная буква А, усеянная мелкими бриллиантами. И так же — чередуясь — шли аметисты и бриллианты по краям всего кольца, образуя какую-то надпись на неизвестном мне языке.
Я понял, что кольцо предназначалось капитаном Анне. Но подарить его хотел капитан-тигр, которого я знал вчера; а не тот капитан-страстотерпец, которого я видел сегодня.
Держа кольцо в руке, я задумался о непонятном вращении судеб человеческих; и о том их неизбежном земном конце, о котором никто, никак и ничего не знает, но миновать которого нельзя, и что жизнь у всех разная, но умирают и родятся все одинаково.
Вошедший тихо И. пробудил меня от моих печальных грёз.
— Вот так тайна, Лёвушка! Ананду это поразит. Ты и сам не знаешь, что скажут ему твои подарки. Кто дал тебе это кольцо? Ты не мог купить такую ценную вещь. Но, Боже мой, да где же ты это нашёл? — тихо прибавил он, внимательно рассматривая кольцо.