"Две жизни" (ч. I, т.1-2)
Шрифт:
Я твердо решил собрать своё внимание и посвятить себя целиком капитану в эти короткие дни нашей совместной жизни. А потому, как только услышал голос князя и возню в соседней комнате, — побежал туда и принялся помогать.
Князь печалился, что не мог найти так быстро ничего хорошего. В комнату тем временем вносили красивую мебель пальмового дерева, старинную, оригинальную. И. тоже вышел сюда и уверил князя, что обстановка очень хороша и капитан будет более чем доволен.
Князю ещё предстояло заехать в магазин к Жанне, куда надо было и нам.
Мы застали здесь настоящее вавилонское столпотворение. Строганов дал объявление в газетах об открытии нового французского магазина, — и дамы посыпались, как горох из мешка; даже обе Гальдони приехали заказать себе шляпы.
Молодые хозяйки были удовлетворены массой заказов и большим количеством проданных шляп. Жанна была радостно возбуждена и вполне в своей атмосфере, а Анна… улыбалась ласково, была спокойна, но счастья на её лице я не увидел.
— Анна, не откажите мне в просьбе, — обратился к ней И. — Мы с Лёвушкой и капитаном переехали к князю. Поиграйте нам завтра вечером. Я заеду за вами; мне очень хочется, чтобы вы соединили нас понятным для всех языком красоты и музыки перед приездом Ананды.
— Для вас я всегда готова играть, хотя присутствие капитана мне кажется странным, — ответила Анна. — Я буду играть, — прибавила она, помолчав. — Да, конечно, буду играть и вашему капитану, — повторила она, снова помолчав ещё дольше. Вдруг она рассмеялась, отчего всё её лицо просветлело; а я был счастлив, что капитан услышит её игру, которая — я верил — поможет ему взглянуть иначе на талантливую женщину.
Время бежало, я волновался, что не успел купить цветов, на что тут же и посетовал.
— Не горюйте. Долг платежом красен. Поставьте на стол капитану эту маленькую японскую вазу и вот эту нежную орхидею, — сказала Анна, снимая с полочки чудную вазочку с орхидеей. — Только не говорите, что это от меня.
Я подпрыгнул от удовольствия, захлопал в ладоши, поцеловал обе руки Анне и, бросив всё и всех, помчался с князем домой.
Не успел я поставить цветок на стол, как послышались голоса и шаги, среди которых я сразу узнал лёгкую поступь капитана и верзилину тяжёлую ходьбу вразвалку.
Князь ввёл нашего друга в комнату, просил извинить, если что-либо здесь не так, как он привык, объяснил, где ванна, и скрылся, напомнив, что в половине восьмого обед.
Я был словно в чаду. Я был и капитану рад и не мог отделаться от поразившего меня контраста в комнатах Ананды, и такими же несовместимыми казались мне Анна и Жанна, Анна и магазин…
Обед и вечер прошли весело. Дружеская беседа наша затянулась далеко за полночь. Капитан рассказывал так интересно и, вместе с тем, так просто и забавно о своих путешествиях и встречах, что я неоднократно перескакивал из состояния "Лёвушки-лови ворон" в неудержимый заливистый смех.
Наконец И. напомнил нам, что капитана ждёт обычный хлопотливый рабочий день. Мы простились с нашим милым хозяином,
Как обычно, мне казалось, что спать я не хочу, а не успел раздеться, как мгновенно заснул.
На следующий день я так поздно проснулся, что едва успел к завтраку, за которым меня уже ждал князь. Он сказал, что И. не будет дома раньше вечера, что вернётся он только вместе с Анной, прямо к музыке.
Я опечалился. В первый раз И. покидал меня так надолго, и я был предоставлен самому себе. Не то чтобы я не знал, чем себя занять, — я мог и в город пойти, и в магазин, и книг у меня было много… Но без И. какая-то неуверенность, даже тоска сжимала мне сердце.
"Боже мой! Как я по-детски привязчив и неопытен", — подумал я. Видя моё расстроенное лицо, князь предложил мне вместе пройтись по городу и заказать сласти на вечер. Но я возразил, что Анна вечером ничего, кроме фруктов, есть не будет, а потому и хлопотать о парадном столе не стоит. Но князь со мной не согласился и поехал один.
Я же уселся на диван в своей комнате и через несколько минут весь ушёл в книгу, что дал мне И., и оказался в другом мире.
Очнулся я от стука в дверь. Должно быть, я долго читал, так как руки и ноги у меня затекли, я с трудом распрямился.
Стучал ко мне капитан, среди дня случайно забежавший зачем-то домой. Он предложил пойти с ним, подождать его в одном месте минут десять, но зато потом пройтись по азиатской части города и поискать что-нибудь у антикваров…
Я согласился. Мне вдруг пришло в голову — тайно от всех — заказать для Ананды сладкое печенье «Багдад», как я его прозвал, у кондитера — приятеля капитана. И купить фруктов для него же и пирог и поставить всё завтра в его комнату.
Я поделился своим желанием с капитаном. Он весело кивнул головой, и мы отправились по его делу. Взглянув на загорелое лицо капитана, на весёлые тигриные огоньки в его глазах, я решил, что дела его поправляются. Он же признался, что ждёт игры Анны с огромным нетерпением и волнением, каких давно не испытывал.
Я хотел ему сказать, что он не получит того, чего ждёт, если ждёт только светского развлечения. Но вспомнил, как говорил И. о страдании и повороте, который должен в нём вскоре наступить, — и только вздохнул над бессилием каждого из нас перед грядущими бурями.
"Зачем все должны страдать, — думал я, протестуя. — Сейчас капитан весел, ему радостно. Неужели же он будет счастливее, если что-то новое сожжёт в его уме и сердце понятия и представления, которыми он жил до сих пор".
— Ну вот, Лёвушка, и кондитерская. Зайдём, я выпью чего-нибудь и оставлю тебя здесь на четверть часа. Не успеешь ты насладиться «Багдадом», как я снова буду с тобой, — прервал мои размышления капитан.
Быстро проглотив что-то со льдом, он скрылся, как метеор. Меня же совсем разморило от жары, и я сел в ожидании питья и соблазнительного печенья, от нечего делать рассматривая публику.