"Две жизни" (ч.II, т.1-2)
Шрифт:
Князь Сенжер приказал слугам оставаться на своих местах. Амедея и Сандру он поставил в холле у самых дверей и дал им пульверизаторы, сказав, что если снаружи будут очень уж безобразничать, то следует брызнуть в замочную скважину. Смеясь, он объяснил, что для жизни и здоровья жидкость абсолютно безвредна, но запах её невыносим. Кроме того, картон и бумага расползутся и руки почернеют. Это перепугает хулиганов.
Артура князь Сенжер поставил у боковой двери, дав ему такой же пульверизатор, и велел завернуть болты на железной двери чёрного хода. Сам он стал рядом с Артуром, словно чего-то выжидая.
Среди нищих особенно выделялся монах; то моля о корке хлеба, то кощунствуя и хохоча, он потешал собравшийся вокруг сброд. Подговаривая оборванцев шуметь как можно больше,
— Остановись, несчастный, кинь то, что держишь, в камин и стой там, если не желаешь, чтобы тебя сейчас же раздавила плита, которая на тебя спускается.
Вскинув голову, бродяга едва успел отскочить и хотел было броситься на стоявшего посреди комнаты невысокого стройного человека. Но тут же схватился за горло, как будто его что-то душило, и поспешно направил свои шаги к камину. Там он сел на медную решётку, не имея сил держаться на ногах.
Бродяга попытался спрятать отмычки в карман, но огненный взгляд тёмных глаз незнакомца жёг его. Весь дрожа, он послушно положил связку в камин, но всё ещё не теряя самообладания и бормоча какие-то заклятия, стал шарить у себя на груди и вытащил из-под рясы какой-то треугольник, направив его остриём во всё так же спокойно стоявшего посреди комнаты князя Сенжера. Держа свой треугольник, в котором что-то сверкало, он почувствовал себя увереннее и осмелился взглянуть на своего визави. И был огорошен тем, что незнакомец добродушно смеется. Бешенство вырвалось десятком грязных ругательств из уст Мартина, ибо это был он, предводитель всей банды.
— Ты что смеешься? Верно, не чуешь, что пришёл твой последний час. Мой камень мигом свалит тебя с ног, хоть ты и разоделся в роскошный костюм. Ну, вались, говорю. — И злодей вытянул свою руку по направлению к стоявшему князю.
Лицо князя стало серьёзно и даже сурово. — Если ещё одну минуту ты промедлишь, — снова закричал Мартин, — я свистну и позову сюда моих товарищей. Тогда тебе несдобровать.
— Попробуй, — тихо ответил ему князь, едва подняв кисть руки в сторону Мартина. Тот не устоял на ногах и сел на медный лист у камина, с трудом дыша и покрывшись потом.
— Куда ты осмелился проникнуть, несчастный? И что ты взял на себя? Что руководило тобой, когда ты соглашался осквернить эти комнаты?
— Бонда обещал мне целое состояние, если я отобью кусок зелёной чаши с мраморного стола в той комнате, — весь дрожа от страха, ответил Мартин. — О, не приближайтесь, только не приближайтесь! — в ужасе закричал он, увидев, что князь сделал шаг по направлению к нему.
— У тебя ещё есть время раскаяться. Ты ещё можешь осознать весь ужас того, что делаешь сейчас, увидеть, среди какой грязи ты живёшь. Сложи всю дребедень, которой тебя наградил Бонда, в камин, обещай мне трудиться честно, и я спасу тебя от твоей страшной шайки. Я дам тебе возможность снова стать человеком и почувствовать радость освобожденной и чистой жизни.
— Как бы не так! Силёнки-то не хватает одолеть мой камень, так блеешь овечкой. Держись крепче.
И злодей попытался снова вытянуть
— В последний раз я тебе предлагаю, хочешь ли ты начать чистую, новую жизнь? Ты убедился сейчас, что злодейство бессильно против любви, её знаний и силы. Взгляни внимательно в своё сердце. Что ты там видишь? Что есть там, кроме лжи, предательства, измены? Просмотри всю свою жизнь. С тех пор как ты предал мать, ограбил сестёр, бросил женщину с ребёнком в нужде и голоде, было ли счастье в твоей жизни? Радовался ли ты хоть раз? Неужели жизнь в вечном страхе прельщает тебя? Сегодня ты пришёл грабить и кощунствовать. Завтра пошлют убивать, тоже пойдёшь?
Бродяга молчал, опустив голову, и угрюмо смотрел в пол. Ни один мускул на его лице не говорил о том, что он сожалеет о погубленной жизни. Недоумение оттого, что противник осведомлён о его прошлой жизни, тупое упорство, жестокость и хитрость мелькали на его лице, он как-то фыркнул и дерзко сказал:
— Ладно, вижу, что ты, брат, из нашей же компании и сумел раньше меня залезть сюда. Я согласен поделиться с тобой всем, что раздобудем здесь и получим от Бонды. Но всё, что я унесу с мраморного стола в той комнате, — только моё. Я должен убить Ананду, он насолил немало нашему дорогому Браццано.
Мартин не докончил своего торга. Сенжер медленно поднял вверх руку и так же медленно и внятно заговорил:
— Милосердие не знает наказания. Запомни: всё, что совершается с человеком, он творит для себя сам. Как бы безмерно грешен ни был человек, мгновение его до конца самоотверженной любви выносит его из кольца преступлений и ошибок и сливает со светлыми силами. Стоило тебе воззвать к Любви, — и она вырвала бы тебя из когтей смерти во зле. Но ты уже не можешь воскреснуть к Любви. В тебе омертвела та частица Жизни, что даётся каждому. Сознание твоё потухло, и жить тебе на земле больше не к чему. Твоё сердце больше не способно к творчеству. Оно заботится только о себе одном, о своих скотских инстинктах. Человек, живущий во зле, одними личными страстями, не нужен жизни Вселенной, а потому не нужен и земле. Дабы оказать тебе последнее милосердие, приказываю тебе: всё, что на тебе надето чужого, все украденные тобою у твоих же товарищей драгоценности сложи в камин. И уходи. Ты слышишь, как твои сообщники убегают. Спеши. Если тебя застанет здесь хозяин дома, тебе придется плохо. Ступай домой, кое-как доползёшь. Там расскажешь обо всём тем, кто был так жесток, что послал тебя сюда, и забудешь навсегда об этом доме. Помнить будешь только, что жить в мерзости нельзя. В тоске и страхе, ничем не удовлетворяясь, влачи свои дни, пока не смилостивится над тобою смерть.
Как дикий зверь, срывал с себя Мартин какие-тo мешочки, драгоценности, коробочки и бросал в камин.
— Возьми горящую свечу и подожги собственной рукой все свои яды и наговорённые талисманы, жалкий пьяница и мелкий воришка.
Послушно, но с большим трудом Мартин старался исполнить приказание. Пламя разгоралось туго, вспыхивало и опять угасало. Наконец Сенжер оросил в огонь какую-то коробочку, раздался треск, от которого перепуганный Мартин бросился бежать. Он напрягал все силы, чтобы выбраться из окна, в которое так легко влез. И всё же никак не мог перебросить наружу тела. Он завизжал от ужаса и стал молить о помощи.
— Ступай, я сказал. Надень свои грязные туфли и уходи. Язвы на твоём теле, что уже кровоточат, не моё тебе наказание, а результат ядов, что ты по своей невежественности носил на себе слишком долго. Твои сообщники сделали из тебя живой ходячий шкаф, в котором хранили свои сокровища. А ты, по глупости, погубил свой организм, и теперь спасения тебе нет.
Перепуганный, обессиленный и до последней степени расстроенный, Мартин выбрался из окна, с трудом пролез в проделанное им отверстие в заборе и шатаясь, как пьяный, потащился прочь. Странные, давно забытые мысли бродили в мозгу Мартина. Ни с того ни с сего он стал вдруг вспоминать своё детство, мать, как она его любила и ласкала и как он, подзуживаемый угрюмым соседом, старался ей дерзить и отвечать грубостью на её ласки и заботу.