Две жизни в одной. Книга 2
Шрифт:
За подарком приехала бабушка с внучкой. Ведущая спрашивает ребенка:
— Ты рада?
— Рада! — отвечает девочка.
— Ты переживала?
— Да. Переживала, — снова ответила малышка.
— Ты тоже с бабушкой болела?
— Болела, но без бабушки. Я снова в сад хожу.
Если бы меня спросили, какой день в этом году был у вас самым ярким и памятным, я бы, не задумываясь, ответила: «День «циркового попугая».
— Это что еще за день такой? — спросите вы. Да,
А дело было так. Меня пригласили в жюри «посмотреть бальные танцы». Усомнившись в своих способностях судить бальные, все же согласилась: уж очень хотелось увидеть танцы с участием детских танцевальных пар. Приехав в Дом культуры, установила, что смотр будет проходить не здесь, а в цирке. Верная обещанию, опаздывая, примчалась. В цирке к началу торжества все было готово. За длинным столом сидело важное жюри, за отдельными столиками — судьи международного класса. Как оказалось, мне надо повыше, в отдельную ложу. Здесь уже сидела компания: одна женщина, чья-то мама, и пять накрахмаленных девочек. Нас представили публике. Меня отдельно как председателя.
— Председателя чего? — спросила я у мамы-соседки. Она пожала плечами: не то не поняла, не то не расслышала.
Начались выступления. И с удовольствием взирала с высоты на красивые, ярко одетые парочки, восхищалась отточенными движениями детей, занималась оценкой и была счастлива. Яркое цветное музыкальное зрелище полностью поглотило меня, усыпив бдительность.
И вдруг нам, то есть детскому жюри (оказывается мы — детское жюри?!) предложили высказаться. Ослепительные цирковые прожектора осветили маленькую ложу, в которой со счастливыми рожицами сидели мы. От такого света мои жюристки стали голубыми и засветились. Это меня так поразило, что я забыла встать. За барьером фотокорреспондент тихо сказал: «Надо!» И я поднялась. Но микрофон оказался на уровне половины моего тела, пришлось его выдергивать. А мы в это время все светились! Это выбило меня из колеи окончательно. А надо было говорить. «О чем?» — подумала я. За барьером снова возник корреспондент: «Говорите же!» И я заговорила.
— Танцевать — это прекрасно. Когда танцуют взрослые — это прекрасно. Когда танцуют дети — это вдвойне прекрасно!
— Ну! — подбадривал меня корреспондент. Я продолжала:
— Танцевать это прекрасно. Когда танцуют взрослые — это прекрасно. Когда танцуют дети — это вдвойне прекрасно.
— Дальше! — не унимался сиплым голосом корреспондент.
«Что дальше?» — подумала я опять. Цирковой прожектор продолжать ослепляюще сверлить нас своим лучом, изумительно высвечивая воротнички, банты и фартучки моих перепуганных жюристок.
— Вы не уберете эти голубые глаза? — спросила я тихо, но, как оказалось, на весь цирк. Глаза убрали.
— Ну?! — нетерпеливо терся фотокорреспондент своей кожаной курткой о нашу ложу. — Чего молчите?
— Отдыхаю, — зло прошептала я, отвернувшись от микрофона. — Чего отвлекаете?
Я села. Все громко зааплодировали, а фотокорреспондент прошипел: — А шары?
— Какие шары?
— Зеленые, что опустились из-под купола.
Действительно огромные зеленые шары висели над самым ковром,
— Танцевать — это прекрасно. Когда танцуют взрослые — это прекрасно. Когда танцуют дети — это вдвойне прекрасно. Возьмите, дети, шары. Они — ваши.
P.S.
Много лет спустя мне не раз приходилось сидеть в жюри, давать оценки на разных конкурсах, но свое первое выступление в качестве неподготовленного «циркового попугая» я не забуду до конца своих дней.
В детском саду на даче карантин. Родителям не разрешают брать детей за территорию. Да и на самой территории приказано находиться всего полчаса.
— Ну я пошла! — говорит мама. Мама у Алеши молодая. Все называют ее Любой. — Ты, Алеша, не скучай! — продолжает мама. — В следующий выходной опять приеду.
Алеша и не скучает. Ему хорошо на даче. Мама Люба это сразу поняла, поэтому расставание негрустное.
— До свидания! — кричит Алеша, прижимая к груди пакетик с гостинцами. — Приезжай скорее!
— До свидания! — машет рукой Алешина мама. — Я поехала!
Но ехать в душный город, когда впереди целое воскресенье, не хочется. «Побуду в лесу, успокоюсь», — думает Люба, сворачивая с проселочной дороги в лес. Ягод земляники не видно, черничник без черники, зато попадаются канавы, через которые приходится перепрыгивать. Наконец Люба оказывается в мягком моховом болоте с клюквенными кочками, с дурманным багульником, с высоким голубичником.
«Голубые крупные ягоды! Целые гроздья! Не случайно, — думает Люба, — называют нашу голубицу «северным виноградом»! Хорошо-то как! Тепло, солнечно! Золотая пора — июль на исходе».
Ягодка за ягодкой стеклянная литровая банка незаметно наполняется дарами природы. Вперемешку с голубыми черные черничины, красные душистые ягоды земляники — целое лесное ассорти. Люба садится на кочку, задумчиво ест из банки ягоды. Кому оставлять? Алеша — на даче. Ему привезла гостинцев. Василию? Неожиданно всплывает в памяти разговор в цехе. Женщины спорили о том, что такое счастье.
— Счастье, — говорила молодая работница, — это когда тебя любят.
— Этого мало. Счастье, если тебя понимают, — отозвалась Люба.
— Чего тут, Любочка, понимать? — вспылила тетя Маша. — Главное — семья, муж, ребенок. По-людски, не одинока, не брошена. Мальчишка же растет. Отец нужен. Чем твой Васька плох? Все свой характер показываешь?!
— Пьет! Подумаешь, пьет! Да кто из мужиков сейчас не пьет? Дай каждому, не откажется, если хвороба какая не завелась, — вставила словечко уборщица по цеху Пелагея Ивановна.
— У меня не пьет! — заявила Анастасия. Она стояла у окна, опершись руками в бока, выставив вперед грудь непошивочного размера.
— В Первомай, в Октябрьскую, на дне рождения — другое дело!
— И у меня по праздникам балуется, — вымолвила тихо молодая работница.
— По праздникам, — усмехнулась Люба. — Если бы только по праздникам. А если они, эти праздники, почти каждый день?
— А ты на зарплату лапу наложи! — посоветовала могучая Анастасия.
— Зачем накладывать? Зарплату он приносит полностью. Все бумажки покажет, на стол выложит.