Две жизни
Шрифт:
Я мгновенно вспомнил, что провожавший меня покровитель снял с моей головы чалму и сд„рнул с левой ноги туфлю. Я очень обеспокоился, не потерял ли их дорогой. Но, поглядев на св„рток с чашами, сунутый мне мальчиком, я рядом с ними увидел и уродливую туфлю и чалму. Очевидно, мой спутник дал мне вс„ это в руки, и я машинально держал вс„ вместе, а войдя в комнату, бросил на стол.
Я достал вату, смочил сначала руки, и они сразу стали снова белыми. Я подумал, что придется долго возиться с лицом из-за бороды; но ничуть не бывало. Похожая на молоко, приятно пахнущая жидкость сняла всю черноту с лица; борода сразу
В царившем, как мне показалось вначале, хаотическом беспорядке вс„ же была какая-то система. Все халаты были собраны в один узел; остальные принадлежности туалета тоже были связаны в узлы.
Оставалось вс„ унести в гардеробную. Я подумал о денщике, но вспомнил, что он обладал богатырским сном, что даже пушечная пальба и та не будила его, как говорил брат.
И действительно, едва я вышел в коридор, как могучий храп денщика заставил меня улыбнуться. Мои л„гкие шаги вряд ли могли нарушить его сон. Несколько раз мне пришлось пропутешествовать из кабинета с узлами в гардеробную. Наконец, я убрал всю обувь, оставались чалмы. Я узнал чалму брата по треугольнику с изумрудом. На туалетном столе лежал и футляр от него. Я хотел было отколоть его и спрятать в футляр, но решил выполнить дословно приказ записки, взял все чалмы, подобрал и футляры и отн„с вс„ в шкаф. Тут же снял я и всю свою одежду, собрал бороду, палку, чалму, св„рток с чашами и несносную туфлю и вс„ это бросил тоже в шкаф. Я ещ„ раз вернулся, внимательно осмотрел все комнаты, наш„л футляр от своей булавки для чалмы и снова сн„с в шкаф.
Ещ„ и ещ„ раз я осматривал внимательно все закоулки в комнате брата и, наконец, решился нажать кнопку, которую отыскал не без труда в 9-м цветке обоев. Девятых цветков, считая снизу, было много и, наконец, на одном из них, отнюдь не самом близком к шкафу, мне удалось найти чтото похожее на кнопку. Сначала ничего не было заметно; я уже стал терять терпение и называть себя ослом, как л„гкий шелест заставил меня поднять глаза. Я едва не подпрыгнул от радости. Медленно ползла сверху стенка и через несколько минут, вс„ ускоряясь в движении, мягко опустилась на пол.
«Волшебство, да и только», – подумалось мне и, действительно, если бы я собственными руками не убрал вс„ в шкаф, а не мог бы предположить, что комната эта имела когда-нибудь другой вид.
Но раздумывать было некогда, вс„ виденное и пережитое мною за день слилось в такой сумбур, что я теперь даже неясно отдавал себе отч„т, где кончалась действительность и начинался мир моих фантазий.
Я потушил свет в гардеробной, в которой не было вовсе окон, запер двери и снова вернулся в кабинет. На полу валялось несколько бумаг, какие-то обрывки писем и газет. Вс„ это я тщательно собрал, как и куски грязной ваты в своей комнате, бросил в камин и сж„г.
Теперь я мог успокоиться, потушил свет и переш„л в свою «залу». Мне хотелось пить, но жажда прочесть письма была сильнее физической жажды. Я перечел ещ„ раз записку, убедился, что вс„ по ней выполнил, и сж„г е„ на спичке.
Мне послышался шум на улице, как будто глухо прокатилось несколько выстрелов, и снова вс„ смолкло.
Я лег и начал читать письмо брата. Чем дальше я читал, тем
Много, много лет прошло с той ночи. Не только я уже старик, не только нет в живых брата Николая и многих из участников побега Наль, но и вся жизнь вокруг меня изменилась; пришла война, одна, другая, третья, пронеслись тысячи встреч и впечатлений, а письмо брата Николая вс„ стоит передо мной таким, каким я воспринял его всем сознанием в ту дал„кую, незабвенную ночь. Вот оно, это письмо: «Левушка!
Письмо это ты прочтешь тогда, когда настанет час моего большого испытания. Но этот час будет также и твоим огненным часом; и тебе придется проверить и выказать на деле твою верность и преданность брату-отцу, как ты любил называть меня в исключительные моменты жизни.
Теперь я обращаюсь к тебе как к брату-сыну. Собери вс„ сво„ мужество и выкажи честь и бесстрашие, которые я старался в тебе воспитать.
Моя жизнь раскололась надвое. Я – христианин, офицер русской армии – полюбил магометанку. И отлично знаю, что в этой любви не бывать радостному концу. Сеть религиозных, расовых и классовых предрассудков представляет из себя такую стену, о которую может разбиться воля не только одного человека, но и целого войска.
Как я встретил ту, кого люблю? Как познакомился?.. Вс„ узнаешь, если конец истории не будет печален; вернее, если будет история, а не простой смертный конец. Сейчас я скажу тебе только самое главное, то, что ты должен будешь сделать для меня, если захочешь отстаивать мою жизнь и счастье».
Дальше следовало, – через несколько пустых строчек, – более свежими чернилами и более нервным почерком, – продолжение:
«Ты уже знаешь Али Мохаммеда и молодого Али. Ты увидел Наль. Тебе предстоит разыграть роль гостя на пиру и .. быть заподозренным в том, что ты выкрал Наль в тот час, когда е„ жених должен был, по здешнему обычаю, похитить свою невесту. Если ты не захочешь выдать меня, если ты будешь хорошо играть свою роль, как тебе это укажут Али старший и его друг, – мы с Наль, может быть, уйд„м от грозы и ужаса фанатического преследования…
Зайди к полковнику М. и скажи, что я уехал раньше него на охоту с подвернувшейся оказией и буду поджидать его у знакомого лесника, как всегда. Если же не дождусь его там, то проеду дальше и рассчитываю, что встретимся у купца Д. и привез„м домой немало дичи; чтобы М. взял с собой лишнее ружье и побольше дроби. Сходи утром, часов в 8, передай вс„ точно и не опоздай.
Дальше во вс„м доверься Али Мохаммеду. Обнимаю тебя. Не думай о грозящей мне опасности. Но думай, хочешь ли добровольно, легко просто стать защитой, а может быть, и спасением мне и Наль.
Прощай. Мы или увидимся счастливыми и радостными, или не увидимся вовсе. Во всех случаях будь мужествен, правдив и честен. Твой брат Н.».
Я взглянул на часы. Было уже почти четыре часа утра. Снова мне послышался шум на улице, хлопанье точно пастушеских бичей показалось даже, будто в ворота стучат. Но я помнил наставление моего ночного спутника по дороге домой, потушил свет и стал прислушиваться. По улице быстро прокатилось несколько телег, завопили какие-то голоса, раздалось снова несколько выстрелов; начинались какие-то песни и сейчас же обрывались.