Две жизни
Шрифт:
– Да, лорд Бенедикт, совершенно не зная меня, вы угадали самую уязвимую черту моего характера. Я до такой степени впечатлителен, что иногда целыми неделями чувствую себя потерянным только из-за того, что кто-то сказал мне какие-то слова, не говоря уже о разочарованиях и несбывшихся надеждах. А уж почувствовать себя закал„нным – этого ощущения я ещ„ не испытал ни разу. Я не хочу сказать, что не умел мужественно встречать удары судьбы, их выпало на мою долю немало. И мне каждый раз приходилось собирать вс„ сво„ мужество и волю, чтобы продолжать нормальную жизнь и не дать людям увидеть, как больно моему сердцу.
– Я догадываюсь, что один из таких тяж„лых периодов вы сейчас переживаете, мой дорогой мистер
– Опять виноват, – приникая к Флорентийцу, печально и по-детски произн„с Сандра. – Тысячи и тысячи раз ваше великодушие и снисходительность прощают меня. Всем сердцем желал бы я прожить хоть один день тактичным человеком. Но до сих пор не припоминаю ни одного такого случая.
Беседуя о попадавшихся им цветах, окультуренных из простых полевых, на что со свойственным ему одному тактом незаметно перев„л разговор лорд Бенедикт, трое спутников дошли до дома, где их ждал завтрак. Накормив гостя, хозяин дома, обещавший показать ему красоты парка, ув„л Тендля на прогулку. Даже не заметив, как это случилось, Тендль начал говорить о чтении завещания в доме пастора и о тяж„лых сценах, сопутствовавших ему. Наводимый вопросами Флорентийца и поощряемый его глубоким вниманием, юноша рассказал историю своего случайного знакомства с Дженни, – скачки, последующие встречи и увлечение ею. Тендль признался, что считал Дженни жертвой отцовской тирании, как это часто бывает в семьях больших уч„ных, которые погружены в науку и хотят проверить на живых людях свои научные тезисы, не считаясь с индивидуальностью человека. Флорентиец нарисовал ему истинный образ пастора, рассказал об их с Алисой жизни в собственном доме и – не касаясь Дженни – помог молодому человеку понять, как безобразна жизнь семьи, какое разлагающее влияние на старшую дочь оказывает пасторша.
– Вам казалось, что вы должны жениться на Дженни, чтобы спасти е„. Но мне хотелось бы, чтобы вы поняли всю серь„зность этого шага. Нельзя жениться на ком-то, если не уверен, что этот кто-то действительно любит тебя. Все браки, которыми люди думают спасти того, кто их не любил или кого они сами недостаточно любили, кончаются крахом. Сам пастор, внутреннюю трагедию которого вы поняли, надеялся спасти свою жену, – и при всей возвышенности и силе своего характера, – не успел в этом.
– Мне, лорд Бенедикт, при моей повышенной чувствительности, при чрезмерной впечатлительности, отравляет существование даже не то, что Дженни жестоко меня оскорбила. Но ведь она, проводя со мной столько времени, ни разу не отказавшись ни от одного предложенного ей удовольствия, не поинтересовалась даже, кто я такой. Я, по глупости, вообразил, что девушка прежде всего ценила во мне человека, и даже гордился тем, что она не расспрашивает о мо„м социальном положении, считая это верхом деликатности. Конечно, можете себе представить, с каких небес я свалился, оглушенный выходкой мисс Уодсворд в день чтения завещания. И вс„ же, – как это ни дико
– Дженни жив„т в мо„м сердце. И боль в н„м не уменьшается.
– Видите ли, в вашем сердце, так долго бывшем пустым, жив„т наконец «ОНА», Она в кавычках. Позволите ли мне задать вам несколько вопросов?
– Конечно, лорд Бенедикт, я без утайки отвечу вам. Я не страшусь правды, и это обстоятельство много раз не только выручало, но и спасало меня.
– Качество это очень редко встречается в людях, мистер Тендль. Оно очень ценно не только потому, что охраняет тебя самого от множества горестей, но и других защищает, помогая им уходить от тенет лжи. Но чтобы это качество могло творчески помогать людям, нужно точно, бдительно
– Нет, лорд Бенедикт, мне даже в голову не приходило ничего подобного. Е„ нервность я объяснял неудовлетвор„нностью. Мне казалось, что умной женщине, которой отец запрещал учиться, было тесно в клетке будней. Я мечтал, что покажу Дженни мир в кругосветном путешествии и затем предоставлю ей возможность учиться и стать доктором.
Чуть заметная улыбка скользнула по лицу Флорентийца, когда он ответил Тендлю:
– Дженни охотно прокатилась бы по некоторым столицам, чтобы запастись нарядами. Хотя отсутствие у не„ вкуса и чувства меры вы должны были заметить. Но Дженни поедет только туда, где обещан полный комфорт и можно выгодно продемонстрировать свою красоту. Там, где тропическая жара, пыль и всяческие неудобства, – туда Дженни не поедет. Природы она не любит, и жизни иной, кроме как в шумном городе, не призна„т. Ей не нужна семья, не нужен муж-друг. Ей требуется удобный муж, с состоянием и титулом, так как войти в высшее общество – мечта всей е„ жизни. Похожа ли эта Дженни на портрет, который вы себе нарисовали?
– Увы, каждому вашему слову я верю, лорд Бенедикт. И Дженни моих мечтаний вовсе не похожа на нарисованный вами портрет. Но от этого мне не легче.
– Правдивость поможет вам не только освободиться от иллюзии, которую вы себе создали. Она поможет вам защитить свою жизнь от лжи и зла, от трагедии раскола в семье и собственной душе. Сегодня мы не будем больше говорить о Дженни. Завтра вы увидите е„ сестру Алису, которая является точной копией отца и характером, и добротой, и умом. Вы сами пойм„те, могут ли люди этого типа кого-то угнетать. Скажу только, что если через два дня не произойд„т ничего особенного, я вам расскажу многое о жизни вообще и о жизни Дженни в частности.
Как и предсказывал Флорентиец, в состоянии Алисы сразу наступило улучшение, и через два дня она уже спустилась вниз, похудевшая и побледневшая, но совершенно здоровая. Для мистера Тендля эти два дня мелькнули как один час. Он не мог себе представить, что когда-то жил на свете без лорда Бенедикта и его семьи. А когда был представлен Алисе, то встал перед нею молча, смущ„нный, взволнованный.
– Почему у вас такой несчастный вид, мистер Тендль? – спросил Мильдрей. – Мы привыкли, что возле мисс Алисы Уодсворд люди расцветают и улыбаются. И ваше смущение озадачивает не только меня, но и всех нас.
– Я смущ„н, потому что очень виноват перед вами, мисс Уодсворд. Я представлял вас человеком упорной давящей воли, тяж„лого характера. Теперь я вижу, как ошибался, Простите меня, я даю себе слово отныне не строить заочные портреты.
– Если вы разочаровались к лучшему, то за что же вас прощать? Я очень рада, если в вашем сердце неприязнь ко мне растаяла. Самое тяж„лое, мне кажется, носить в сердце каких-нибудь скорпионов. Возьмите от меня розу, быть может, мы ещ„ и подружимся.
– Ай да Алиса! Отец, это после болезни моя маленькая сестр„нка стала такой кокеткой.
– Что она стала кокеткой, Наль, это ещ„ полбеды. Но что она смутила нашего милого гостя, это уже действительно нехорошо. Изволь загладить сво„ неловкое кокетство и сыграй нам что-нибудь. Не только мы, но и рояль соскучился, – смеялся Флорентиец.
Алиса села за рояль и стала играть Шопена. Когда раздались звуки похоронного марша, Сандра еле сдержал рыдание. Лица же игравшей Алисы и сидевших рядом Флорентийца и Наль так поразили Тендля, что он не мог отделить их от музыки. Какая-то новая жизнь открывалась ему через этих людей. Он видел в них необычную мощь и высоту духа.