Двенадцать часов, которые потрясли Клеткинштат
Шрифт:
Цепрянец очередной раз — уже который раз за этот непродолжительный разговор — проглотил собственные эмоции.
— Хорошо, Диана. Я не буду вас подставлять. Могу я переговорить с вашим начальством?
— Да, конечно, — оживилась красавица и спешно вывела на листочке несколько круглых цифр. — По этому телефону, будьте добры, — улыбнулась она, пододвигая президенту аппарат.
— Спасибо.
— Не за что. Вот только…
— Да?
— Господин президент, боюсь, доктор Эскулап тоже не сможет вам помочь. Такого рода разрешения должны исходить от самого господина
Трудно передать все то отчаяние вперемешку с обидой и унижением, которое обуревало несчастного политика в этот солнечный день в этом солнечном скверике, стройными рядами пирамидальных яблонь украшавшем двор центра по продаже генматериала. Сссвволочь Клеткин. Какая же сссвволочь. Чего ты боишься, Клеткин? Боишься, что я снова стану молодым, здоровым и разрушу твое сонное царство, пущу под откос твой хлипкий медикаментозный тоталитаризм?.. Между приступами благородного негодования мелькнула предательская мыслишка: вообще-то этот самый тоталитаризм выстроил ни кто иной, как ныне здравствующий президент господин Цепрянец… Ерунда. Сейчас не важно — кто выстроил. Важно, кому это на руку.
Внезапно в голову пришла отчаянная идея. Цепрянец ее с возмущением отмел. Она опять пришла. Опять отмел, уже без возмущения, но — с доводами рассудка: «Ты столько времени держал в страхе подпольный бизнес. Теперь тебе ни одна собака не скажет, куда обратиться.»
Но идея удобно расположилась в мозгу и уходить ни в какую не хотела. И Цепрянец сдался. Нужно попробовать. Нужно сделать все возможное, чтобы душа потом не болела — мог, но не попытался…
Идти было не меньше трех кварталов, но президент не стал брать такси. А зря, между прочим. На выходе из центра он заметил парня с плоским бесстрастным лицом ниндзя. И уже подходя к притону с веселеньким названием «Бахус и сыновья», нечаянно обернувшись, увидел то же самое лицо. Или другое? Все они одинаковые… Или эта сука посадила мне на хвост стукача? Хотя — почему она? Возможно, шпик вел меня с самого утра. Возможно, он уже не первый день меня ведет… Поздно. Цепрянец отмел неактуальные мысли и решительно вполз в ворота заведения.
На крыльце скучали два идиота — Ахилл и Гектор, вышибалы Бахуса. За несколько минут, пока президент ковылял от калитки до дверей, ребята сообразили, кто к ним пожаловал. Когда Цепрянец остановился перед нижней ступенькой отдышаться, оба уже стояли на вытяжку.
— Муза, воспой президента, политиков сына! — проревел Ахилл.
— Редко который сей скромный приют посещает! — добавил Гектор.
«Лучше бы помогли лестницу осилить, — с досадой подумал Цепрянец. — Жертвы первых экспериментов, перо Клеткину в задницу!» — рассердился он. Однако тут же до него дошло, что первые эксперименты — заслуга не столько Клеткина, сколько его собственная… «Ладно, не ворчи, — строго сказал себе президент. — Зато сексапильные ребятишки. В лучшие времена они бы тебе понравились».
— Воины, дайте старику пройти, — вздохнул Цепрянец.
Ахилл понял, посторонился. Гектор оказался еще сообразительнее: поддержал гостя под локоть и проводил в зал.
— Кого я вижу! —
— Угостил бы чем-нибудь, что ли.
— Да я бы угостил, только запамятовал, чего можно предлагать посетителям, а чего нельзя, — захихикал хозяин.
— Кофе-то можно, — буркнул президент. — Кофе я никогда не запрещал.
— Сейчас будет, — Бахус ухватил за задницу пробегающую нимфу. — Слыхала, чего гость заказал? Давай быстро.
— С праздником, господин президент, — промурлыкала официантка и нырнула за стойку.
— Да уж. С праздником, — с горечью откликнулся Цепрянец.
— Что-то случилось, господин президент? — удивился Бахус.
— Да перестань ты ради бога. Какой я тебе господин? Мы же в одной команде начинали. Как тебя звали тогда, помнишь?
— Нет, — сокрушенно покачал головой хозяин. — А ты помнишь, как тебя звали?
— Тоже нет, — вздохнул Цепрянец. — Иногда так хочется вспомнить…
— Чего это тебя на ностальжи потянуло? — хитро подмигнул Бахус. — Заскучал в начальственном кресле? Или расколоть на что-нибудь хочешь?
— Хочу, Бахус, — твердо сказал политик, глядя в глаза собеседнику.
…Девчонка принесла кофе. Потом — еще кофе. Потом — старое терпкое вино из заповедного угла погреба. Потом, в приступе доверия к посетителю, хозяин вытащил из собственных запасов какую-то запрещенную слабонаркотическую бурду…
— Сочувствую, — серьезно проговорил Бахус. — Больше того — верю. Но, видишь ли… ты сам не понимаешь, чего просишь.
— Только не рассказывай мне сказку про двухголовых чудовищ и рыбьи хвосты, я не впечатлительный.
— Причччем тут хвосты. Ты вообще в курсе, откуда идет большая часть самогена? Нет? Так я тебе скажу. Помнишь гибель склада, того, где Че арестовали?
Цепрянец помнил. В том отсеке хранились самые ранние образцы. Что-то погибло, что-то унесли захватчики, что-то растащили мародеры.
— Двух красавцев у входа видел? Думаешь — из первых? Ни фига. Самогенщики.
— Впечатляет. Но ведь самоген появился раньше, чем разнесли хранилище.
— Раньше у Че в лабораториях полно своего народу работало. И воровали не что-нибудь, а качественный материал. Но Клеткин основательно почистил штат, это тебе должно быть известно. От отчаяния подпольщики отправились брать тот дрянной склад… Вот так. А ты что думал? У нас улицы кишат генетиками-самородками? А то ты не знаешь, кем они кишат.
Цепрянец знал. Улицы кишели преимущественно дебелыми атлетами и сочными плодовитыми красавицами. И — шпиками. Причем, вполне сертифицированными. Политика Центра, епт… Куда ж я глядел? Ведь последних думающих собаками травил…
Просветление в мыслях закончилось потемнением в глазах. Эта капля переполнила нынешнюю чашу. С президентом случился приступ.
…Когда Цепрянец пришел в себя, его стариковскую пасть заботливо распирала хохломская ложка, рядом сидела официантка, а выше застила потолок гигантская фигура хозяина заведения.