Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
– Гриманд здесь? – спросил он.
Графиня не хотела, чтобы Пепин увидел Ампаро. У нее снова подогнулись колени, но на этот раз не от слабости. Она так ждала появления Матиаса! Алис тоже выглянула в окно:
– Что тебе нужно?
– Где Гриманд? – повторил свой вопрос Пепин.
– Он занят. Ест свинину.
– Можно мне войти, мадам?
– Только посмей. Ты знаешь правила.
– Беда, мадам.
– Неси ее в другое место.
– Не могу. Она идет сюда.
– Жди внизу.
Старуха отошла от окна. Лицо ее было серым.
– Плохие люди идут, – сказала Эстель.
Эту фразу
– Кристьен говорил о гвардейцах и Воинах Христа. – От дочери Гриманда исходила та же ярость, что и утром в спальне итальянки. – Им нужен Гриманд. И вы, Карла.
– Эстель, – сказала Алис. – Спустись и запри дверь на засов. Там есть не только верхний засов, но и нижний. И брус поперек двери. Справишься?
Девочка выбежала из комнаты, отбросив за спину мокрые рыжие волосы.
– И еще закрой окна и ставни! – крикнула ей вслед хозяйка.
Затем Алис оперлась на кровать, нагнулась, достала оловянный ночной горшок, после чего подошла с ним к окну, вылила наружу его содержимое и постучала пустым сосудом по подоконнику. Звук от него был как от гонга.
– Кокейн! Кокейн! – крикнула старуха. – Слушай свою мать!
Это был голос пожилой женщины, истощенной временем и судьбой, но исполненный такой внутренней силы, что у Карлы похолодело внутри. Голос Алис отражался от стен Двора и обрушивался на головы пирующих, словно проклятие одержимой дьяволом женщины. И старуха дорого за это заплатила. Она выронила горшок и, тяжело дыша, обеими руками уперлась в подоконник. Голова ее опустилась на грудь. Итальянка погладила ее по спине, а Ампаро при этом заморгала и посмотрела на мать. Алис снова выпрямилась. Теперь во дворе стало тихо: слышалось только потрескивание костров.
– Вы слышите их? Тех, кто нас ненавидит? Тех, кто всегда нас ненавидел? – спросила старуха.
Карла прислушалась. До нее донесся приглушенный звук шагов идущего ускоренным маршем отряда.
– Черепица, дети мои! Черепица! Судный день настал! – крикнула пожилая женщина. – Черепица…
Она снова обмякла, обессиленная, а толпа во дворе пришла в движение. Снова послышались голоса: испуганные, растерянные, яростные… От толпы отделились юноши и побежали к дверям домов.
Карла перехватила Ампаро в левую руку, наклонилась, уперлась правым плечом в подмышку Алис и обняла ее. Потом она подтащила старуху к стулу, усадила на него, налила вина и вложила чашку ей в руку, после чего вернулась к окну.
Участники пира, оставшиеся без предводителя, пребывали в нерешительности. Темнота была почти полной, и пламя костров лишь сгущало тени. Итальянка не видела ни Пепина, ни Антуанетту. Гуго что-то крикнул нескольким парням, и они вместе с ним побежали к двери.
Внезапно весь двор осветился вспышками мушкетного залпа. Карла вздрогнула. Клубы порохового дыма окутали толпу, и раненые стали падать на руки товарищей или прямо в лужи. Двор охватила паника, и люди бросились врассыпную, к дверям и переулкам. Мушкетеры – шестеро? Нет, целых восемь! – бегом выстроились в две шеренги, вдоль южной и западной стороны двора, и начали перезаряжать оружие. Каждого из них защищал ополченец с пикой. За ними хлынула разъяренная орда горожан, выкрикивающих имя святого Иакова. У них были красно-белые повязки на рукавах,
Карла увидела несколько человек на крышах в южной части двора. Они стояли и смотрели, встревоженные массовым убийством.
Ампаро заплакала, и мать прижала ее к себе.
В темной щели переулка появился Гриманд – его громадную фигуру нельзя было не узнать. Подкравшись сзади, он перерезал горло одному мушкетеру и его охраннику – оба умерли, не успев ничего понять. Потом король воров подбежал к огню и вскинул вверх руки, в каждой из которых был окровавленный нож.
– Черепица! Сражайтесь за свои души! За Кокейн! – закричал он.
К нему двинулся ополченец с пикой, но Гриманд швырнул в него отрезанную голову, и шлем напавшего на него человека упал на землю. Инфант Кокейна отнял у врага пику, подтянул его к себе, ударил ножом в пах, а потом схватил за шею и ткнул лицом в горящие угли, отчего вверх взметнулся сноп искр. Вертел опрокинулся вместе с подставкой. Волосы ополченца загорелись, и Гриманд отпустил его. С крыш полетели черепица и выпущенные из пращи камни, сопровождавшиеся потоками проклятий. Ополченец, пошатываясь, бросился прочь – к лицу его прилипли горячие угли, а волосы были охвачены пламенем. Король Кокейна схватил пику и, размахнувшись, бросил ее в отряд милиции. Его члены бросились врассыпную, словно голуби, а одному из них пика пронзила бедро. Раненый упал, а выскочившая из темноты женщина всадила нож ему в живот.
Гриманд оглянулся и посмотрел на Карлу.
– Дверь! – крикнула та.
Она повернулась, подошла к Алис, поцеловала Ампаро, которая все еще плакала, и, пересилив себя, отдала ребенка старухе. Потом графиня поспешила к двери. В животе опять начались спазмы, но Карла не обращала внимания на боль. На лестнице было темно, и лишь снизу пробивался желтоватый свет. Ноги не слушались, и итальянке пришлось опираться о стену. В самом низу она поскользнулась и последние несколько ступенек проехала на ягодицах. Потом женщина с трудом поднялась и нетвердым шагом прошла на кухню. Там Эстель разглядывала карты, все еще лежавшие на столе.
– Гриманд вернулся, – сказала ей Карла. – Помоги открыть дверь.
Снаружи раздались выстрелы – уже не залп, а разрозненные. Девочка бросилась к двери и отодвинула нижний засов. Вдвоем они подняли тяжелый брус. Удивляясь, как ребенок смог задвинуть этот брус один, графиня распахнула дверь. Гриманд ввалился в дом, а посланная ему вслед пуля ударила в косяк, так что щепки впились ему в шею. Карла стала закрывать дверь, но Пепин просунул плечо в щель и тоже протиснулся в кухню. Король Кокейна поставил на место брус и задвинул оба засова.
– Я не нашел Матиаса, – сказал он Карле. – Только мертвецов, которых он после себя оставил. Я слишком поздно узнал об этом. – Потом он повернулся к девочке. – Ля Росса? Боже, какой ты стала красавицей!
– Я не Иуда, – сказала Эстель.
– Разве ты можешь быть Иудой? Ты – крылья дракона.
Младенец улыбнулся и погладил девочку по голове. Та просияла.
– Тогда ты вернешь мне нож? – спросила она вкрадчиво.
Гриманд отдал ей маленький нож, который она спрятала на поясе.