Двенадцать детей Парижа
Шрифт:
Итальянка взяла Ампаро у Эстель. За дверью они обнаружили Гриманда, который стоял у стены, уткнувшись лбом в локоть поднятой руки. За спиной у него был лук Алтана Саваса и колчан со стрелами. Инфант Кокейна слышал их шаги, но не пошевелился.
– Шабаш закончился? – поинтересовался он.
– Что мы должны делать? – спросила Карла.
Гриманд вытащил из-за пояса двуствольный пистолет и взвел один из курков, а потом опустил назад. Он посмотрел на графиню, и в его прекрасных карих глазах она увидела боль и растерянность.
– Вы умеете с ним обращаться? – спросил у нее Младенец.
– Я
– Я умею, – вызвалась Эстель. – Ты мне показывал.
Гриманд отдал ей пистолет. Девочка взяла его двумя руками и прижала к груди. Ее отец снял с шеи шнурок с ключом для завода пружины, повесил на шею Эстель и спрятал ей под платье.
Входная дверь затряслась от ударов – похоже, ее рубили топором.
– Отведешь Карлу в монастырь Филь-Дье, – сказал Гриманд дочери.
Эстель кивнула.
– Мне нужен поцелуй и от тебя тоже, – окликнула его из комнаты старая мать.
– Алис пойдет с нами? – спросила Эстель.
– Мы встретимся с ней позже, – ответил король Кокейна. – Ждите меня на крыше.
Гриманд пошел к матери, раскрывшей объятия.
Подъем по двум темным лестничным пролетам отнял больше сил, чем думала Карла. Ее суставы утратили гибкость после родов, растянутые мышцы болели. Каждый шаг – неуклюжий, неуверенный – давался женщине с огромным трудом. Эстель шла сзади. Наверху была дверь, через которую пробивались последние отблески заката. Графиня прислонилась к косяку. Голова у нее кружилась. Закрыв глаза, она крепче прижала к себе Ампаро. Живот был одним комком тупой боли. Боль она вытерпит, но все остальное не подвластно ее воле. Она открыла глаза.
Крыша была пологой, а за ее краем виднелся охваченный безумием двор. Карла заметила на крышах силуэты людей, которые отрывали черепицу и бросали ее вниз. Грохнул мушкетный выстрел, и на землю, кувыркаясь, полетел ворох юбок. Потом итальянка увидела Пепина, в страхе прятавшегося в тени башни Гриманда. На нее парень не смотрел.
С близкого расстояния башня выглядела еще более странной и хлипкой, чем снизу. Она больше напоминала построенную ребенком башенку, чем архитектурное сооружение, которым можно было бы гордиться. Три этажа представляли собой три хижины, громоздившиеся одна на другую: так, что каждая следующая была меньше предыдущей. Нижняя хижина стояла почти у самого края крыши, при этом все сооружение просело и накренилось, натянув веревку, один конец которой был обвязан вокруг башни, а другой прикреплен к вбитому в крышу железному кольцу.
Карла шагнула к Эстель:
– Ты знаешь, куда нам идти?
Девочка показала на восток, и у графини все похолодело внутри. Крыша дома Гриманда сменялась соседней, более крутой, а за ней тянулись другие, разного наклона и высоты. Сооружения, появлявшиеся здесь на протяжении нескольких столетий, больше походили на творения природы, чем человеческих рук. Под ногами был мох, влажный и скользкий.
– Ты уже ходила этой дорогой? – спросила Карла.
Эстель покачала головой, но, похоже, это ее не беспокоило.
– Тогда откуда ты знаешь, как спуститься вниз?
– С крыш всегда
– Ты хочешь сказать, что мы проникнем в чей-то дом?
Юная спутница итальянки пожала плечами, словно ответ был очевиден.
Появился Гриманд. Он взял свою торбу, завязал узел на лямке, чтобы укоротить ее, и повесил на плечо Эстель. Торба была тяжелой, но девочка даже не поморщилась.
– Я не смогу пройти по этим крышам, – сказала графиня.
– Тогда я вас понесу, – заявил Младенец. – Не волнуйтесь. Пепин!
Гриманд подошел к своему молодому подручному и начал давать ему какие-то указания. Он ткнул пальцем в кусок корабельной мачты, отходившей от соседней крыши и подпиравшей башню. Пепин кивнул. Король воров вернулся, вытащил из сапога нож и принялся резать веревку.
– Отойдите, – приказал он Карле и Эстель.
Те попятились. Разрезанные волокна веревки встопорщились по обе стороны от лезвия.
– Давай, Пепин! – скомандовал Гриманд. – Не подведи.
Молодой человек выступил вперед и изо всех сил ударил кувалдой мачту в том месте, где она упиралась в башню. Скрипнули гвозди, и подпорка сместилась. Башня затрещала. Гриманд схватил почти перерезанную веревку и потянул назад. Треск усилился.
– Давай, Пепин! Еще один удар для Инфанта!
Парень снова взмахнул кувалдой. Подпорка накренилась, но устояла. Зарычав, Пепин размахнулся в третий раз. Мачта отделилась от башни и упала. Гриманд отпустил веревку, полоснул ножом по оставшимся волокнам и закрыл лицо руками, защищаясь от взметнувшихся в разные стороны концов веревки. Башня наклонилась в сторону двора. Король Кокейна бросился вперед, просунул ладони под приподнявшийся низ стены и присел на корточки, а потом выпрямился и одним мощным рывком опрокинул башню с края крыши во двор.
Грохот ломающегося дерева заглушил все остальные звуки.
Гриманд с улыбкой оглянулся на Карлу, и она, увидев его глаза, махнула ему рукой, выкрикивая его имя. Он обрадовался, как ребенок. Не в силах сдержать ликование, мужчина бросился к краю крыши, чтобы взглянуть на результат, и в следующий миг Пепин шагнул вперед и ткнул кувалдой ему в спину.
Гриманд полетел вниз.
У итальянки перехватило дыхание.
Парень смотрел на край крыши, сам не веря в то, что совершил.
Эстель побежала к Пепину, и женщина сдавленно вскрикнула.
Молодой человек повернулся к девочке и поднял кувалду.
Она приставила пистолет к его животу и выстрелила.
Пепин закричал. Удар пули и тяжесть кувалды сбросили его с крыши во двор.
Карла повернулась и посмотрела на уходящее вдаль нагромождение черепицы.
Графиня знала, что у нее достанет смелости попробовать пройти по крышам. Но дело было не в страхе, от которого никуда не деться. Просто ослабевшая женщина сомневалась, что в теперешнем состоянии у нее хватит сил и ловкости прыгать по скользкой черепице. Но даже если она справится, то двигаться будет слишком медленно. Загородила ли упавшая башня дверь, как, по всей видимости, рассчитывал Гриманд? Сколько времени понадобится сильным мужчинам, чтобы оттащить груду деревянных обломков? А может, они уже вошли в дом?