Двенадцать дней лета

Джолос Анна

– Можно вас? – обращается к продавщице, наблюдающей за нами.

– Да я уж не знаю, нуждается ли барышня в моих услугах, – ворчит та в ответ, тяжело поднимаясь со стула.

– Мы решили взять эти.

– Прозрачная плёнка без узоров и прочей ерунды. Никакой цветной бумаги, – предупреждаю предельно чётко.

– Слушаюсь и повинуюсь, – язвительно цедит сквозь зубы дама с начёсом. – Сколько вам?

Встречаемся с Демьяном глазами.

– А сколько надо? – спрашивает он растерянно.

–

Чем больше их будет, тем лучше, – пожимаю плечом. – Ты по деньгам смотри.

Крайнюю фразу добавляю без всякого злого умысла и запоздало отмечаю, как резко вновь напрягаются его скулы.

– Можно взять меньшее количество и добавить гипсофилы для…

– Все из этой вазы заберу, – перебивая меня, сообщает продавщице.

***

Уже полчаса спустя мой новый знакомый, переодевшийся в белую рубашку, держа в руках купленные цветы, шагает по направлению к дверям местного захолустного ЗАГСа.

Там собрались странные люди. Кто в чём. Кто в платье в горошек, кто в спортивном костюме. Кто в гавайской рубашке.

Гости, ожидающие приезда жениха и невесты, радостно, с улыбкой, приветствуют парня, из чего я делаю вывод, что со многими из них он хорошо знаком.

– Здрасьте, записывалась? – глянув на меня, неприветливо интересуется женщина, полоскающая в ведре половую тряпку.

– Нет.

– А кто нужон? – двигает ногой это самое ведро.

– Парикмахер, – скептически осматриваю окружающее пространство.

Пока Демьян ждёт церемонию бракосочетания, я решила заглянуть в салон. Хотя назвать салоном это местечко язык не поворачивается.

Помещение чётко передаёт атмосферу совдепии. Как-то всё абсолютно не по современному здесь… Будто лет на тридцать время отмоталось.

– Щас подожди. Светка! – громко во всё горло зовёт кого-то. По-видимому, администратора этого стремушного заведения. – Светка, коза?! Вечно не на месте!

– Ну чего? – доносится раздражённое в ответ.

– Чего-чего… Люди, не слышишь? – уборщица обращается к девушке, выглянувшей из-за штор-нитей, – тут парикмахера просют.

– Записи на сегодня нет, – та исследует меня сверху донизу внимательным взглядом.

– Просто мытьё и укладка, – поясняю на всякий случай.

– Все мастера заняты.

– Вообще никаких вариантов? Я готова заплатить тройную цену за срочность.

Она выгибает бровь дугой.

– Галь, не возьмёшь? – спрашивает у рыжеволосой женщины, появившейся возле стойки администратора. – У тебя маленькое окошко вроде было?

– Окошко захлопнулось, – бросает та сухо, записывая что-то в тетрадке. – Мне сопляка своего из сада забрать надо. Опять кому-то глаз подбил.

– Что ж, девушка, сожалею, тогда не получится, – снова поворачивается ко мне администратор. – Вас

некому взять.

Из-за той же шторы с золотистыми нитями выглядывает молодой человек с синим ёжиком на голове.

– Давай я возьму, у меня клиентка ещё долго будет сидеть с краской.

– Бери, Элвис, – машет та рукой. – Только в журнале сам запиши всё потом, мы с Варей ногти досушиваем.

Элвис? Серьёзно?

– Запишу. Идём, красавица, – подзывает меня пальцем и исчезает в проёме за кисеей.

Иду за ним.

Прохожу в зал небольшого размера. Офигеваю с того, что нет ни кабинетов, ни элементарного разделения на зоны. Вон женщине делают педикюр, попутно подкрашивая брови, и тут же рядом неподалёку стригут мужика. Такое себе, знаете ли…

– Сюда, – синеволосый указывает на освободившееся кресло. Оттуда только что пересела на диван пожилая дама. – Клёвая причёска. Мне нравится, как поработал твой мастер.

– И туфли у неё отпад, – подключается бабуленция. – А какой шикарный сапфир в кольце! Мама дорогая!

– Регина Станиславовна, вы ж говорили, что зрение уже ни к чёрту.

– Такой камешек и слепой увидит, Элвис.

Парень смеётся.

– Значит моем, сушим, укладываем? – уточняет у меня.

– Да.

– Будет сделано.

Начинает разбирать причёску, которую мне соорудили на выпускной в одном из лучших салонов столицы. Попутно общается с болтливой, модно разодетой старушкой, а моё внимание привлекают фотки женщин разных возрастов и лист А 4, прикреплённый к зеркалу.

– Как ваш новый кавалер? – слышу краем уха их разговор.

– Который поэт?

– Ага.

– Да все они одинаковые. Верно говорят, седина в бороду, бес в ребро. Старый козёл сводил меня в театр и тут же стал навязчиво напрашиваться на чай.

– К вам домой?

– Ну а куда же? Стихи почитать обещал. Собственного сочинения.

– И что же вы?

– Отшила его, естественно. Чай я люблю пить в гордом одиночестве. Для этого компания мне не нужна.

– А как же стихи?

– Как-нибудь переживу их отсутствие.

Мои длинные волосы наконец обретают свободу, и мы перемещаемся к мойке.

Парень принимается за мытьё. Наносит шампунь. Делает массаж кожи головы.

– Такими темпами вы, Регина Станиславовна, останетесь на старости лет одна-одинёшенька, – вступает в беседу тучная парикмахерша, которая стрижёт хмурого дядьку, залипшего в телефон.

– Да и слава Богу. На кой хрен сдались мне эти мужики из клуба пенсионеров?

– Музыканта забраковали.

– Балалайка – не мой инструмент.

– Художника отбрили.

– Ты его видела? Он же страшен, как смерть.