Двенадцать месяцев. Январь
Шрифт:
И Милава следом вопросительно на младшего Месяца уставилась.
– Вот о том и говорю, – усмехнулся Дмитрий. – Настя может почувствовать, если со мной не все ладно. Даже если просто волноваться начну – враз узнает!
– И давно это началось? – слегка нахмурившись, поинтересовался Январь.
– Около недели назад, – ответила смущенная Настя. – Это даже хорошо, хоть меньше переживать за него буду. А то как дозором уходит по территориям своим, так спать не могу, пока домой не вернется.
– Я же говорил тебе, что все хорошо со мной будет, –
И столько тепла и любви было во взгляде Месяца, что смутилась Милава, взгляд отвела. Появилось ощущение, словно в замочную скважину за влюбленными подглядывает. И приятно их видеть, а все ж до безумия неловко. Да и сердце тоской колет, оттого что у нее так никогда не будет.
«Настя удивительная, – подумалось девушке. – Всякий к ней симпатией проникнется, она открытая, приветливая… У меня так никогда не получалось, всегда в себе все держу, эмоции скрываю, чувства сдерживаю. А вот она умеет делиться ими».
Опустила Милава взгляд на свои стиснутые руки и на ладонь Января, запястье ее обхватившую, не знает, как себя повести. Негоже влюбленных укорять за счастье их, завидовать легкости чужих отношений да взаимопониманию. А все ж хочется, чтобы ушли они, прекратили сердце девичье смущать.
– Вам, наверное, пора, – словно поняв состояние своей Спутницы, подсказал Январь. – Милаве отдохнуть надобно, мы и так знатно утомили ее.
И пусть девушка совсем не чувствовала усталости, но все же благодарно посмотрела на мужчину.
– Да-да, конечно! – воскликнула, опомнившись, Анастасия. – Ты прости за беспокойство, что мы доставили. Я тебя завтра навестить приду.
Поблагодарив девушку за заботу и заверив, что всегда будет рада видеть ее, Милава, наконец, смогла свободно вздохнуть. Все же столь явное проявление любви между Декабрем и Настей мешало ей настроиться на деловой лад, внося сумятицу в растревоженную душу.
«Любят! Но как всегда не меня», – мелькнула у нее печальная мысль.
– Я тоже пойду, – замешкавшись немного, сказал Яромир и встал. – Дел еще невпроворот.
Грустно стало на сердце девичьем, но понимала она, какая ответственность сейчас на Январе лежит. Не до сантиментов и рассиживаний у постели больной ему.
– А когда… мне можно будет в ваш дом вернуться? – только и спросила она, старательно не позволяя своим эмоциям проявиться. – Негоже мне свои обязанности надолго оставлять.
– Милавушка, ну какие еще обязанности?! – в сердцах возмутился отчего-то Месяц, вновь присаживаясь на кровать и приподнимая лицо девичье за подбородок. – Ты же чуть не погибла в том лесу! Смотри, какая бледная да с какими кругами под глазами. Тебе сейчас только отдыхать.
– Но я себя уже хорошо чувствую! – с жаром заверила девушка, стараясь не обращать внимания на ощущения, что прикосновение Января вызывало, – словно лучик солнца на лице замер. – Да и учиться мне у Бабы-Яги незачем, не для того я сюда прибыла. Мне не ведуньей, а Спутницей вашей надлежит быть! Иначе
Совершенно не желала девушка оставаться вдали от Месяца.
– Ты мне споры эти брось, – строго оборвал ее Яр. – Коли силу обрела, так изволь совладать с ней. Знала бы ты, сколько бед от неучей приключиться может, особливо, когда сила такая могучая, как у тебя.
Стыдно стало Милаве от выговора Яромирового. Но более стыда сердце горевало при мысли о разлуке.
– Что же мне, теперь здесь жить придется? – растерянно спросила она и не сумела совладать с собой, губы на миг дрогнули.
– Глупая моя! Нет, конечно же, – не выдержав и прижав Спутницу к себе, заверил Январь. Еще и потому прижал, что испугался – не хватит сил боль душевную сдержать, заметит девушка тоску во взгляде, отвернется… – Это сегодня ты здесь останешься, чтобы Олеся понаблюдала за тобой, а потом мы домой вернемся.
Замерев в руках мужчины, Милава не знала, что и сказать. Да что там говорить, она дышать и то боялась! Так чудесно в объятиях Января ей было, так тепло и безопасно. И неудобно от близости такой, и светло на сердце от нее же. Так бы и сидела, боясь шелохнуться, вечно, а он пусть себе и дальше обнимает. Вдохнув аромат еловый, едва уловимый, исходящий от Месяца, и вовсе глаза от удовольствия прикрыла.
– А на учебу к Олесе я тебя сам каждый раз доставлять буду, – продолжал Яромир, радуясь тому, что не напрягается Спутница в объятиях его, не отталкивает, а наоборот, теснее прижимается. И, осмелев, по волосам девушку погладил, пропуская между пальцами ставшие иссиня-черными пряди. Любуясь.
Приятно ему было доверие ее. И удивительно. Привык он, что Милава постоянно холодна и сдержанна. Январь не знал, как и подступиться к ней. Обнять? Немыслимо! Пристыдит же его, взглядом строгим осадит! И пусть ему нравятся ее деловые качества, а все ж – со всей ясностью осознал это Яромир – тепла душевного больше хочется.
И вот… желание сбылось! Минуты текли, но ни один из них не шевелился, чтобы объятия не разорвать. Оба, прикрыв веки, замерли, боясь поверить в происходящее и одновременно отчаянно мечтая продлить этот миг. Просто слушали дыхание друг друга, стук сердец, что спешили куда-то.
– Столько проблем у вас из-за меня, – с сожалением прошептала Милава, когда в дверь комнаты кто-то поскребся. Серый?
– Да какие ж это проблемы? – усмехнулся Месяц, с неохотой отстраняясь от Спутницы. – Главное, что ты жива осталась. А теперь отдыхай.
Быстро поцеловав ее в лоб, он, не оглядываясь, вышел из комнаты. Практически выбежал! А Милава краской смущения залилась да ладошки к горящим щекам прижала. Вот уж не ожидала она такого от Января Месяца (и от себя!) и как дальше вести себя с ним не знала. Ведь ничего вроде бы необычного не произошло, а душу перевернуло. Словно пелена с глаз спала, поняла девушка, что не сможет объятий и нежности этой забыть. Снова изображать отстраненность и невозмутимость. Безразличие. Пусть даже и внешнее. Секрет свой не утаит.