Двенадцать месяцев. Январь
Шрифт:
– Но про Бабу-Ягу такие истории страшные ходят, – удивилась Спутница. – Неужели вам не горько от несправедливости такой?
– Всем и каждому мил не будешь, – наставительно произнесла Ведунья. – Люди всегда боятся того, чего не понимают, особенно смерти. И ведь знают же, глупые, что не конец это, дальше на перерождение пойдут, а все одно трясутся, как лист осиновый на ветру.
– Возможно, потому, что не знают, как их судьба дальше сложится, – рассудительно предположила Милава. – Кстати, вы ведь еще и лечите всех.
– Так я до того, как Стражем
Милава слушала с огромным вниманием: возможно, и ее судьба отныне схожа с Олесиной будет?
– У вас еще ученицы есть? Никогда не слышала об этом.
– Есть, конечно же! Только сил, по сравнению со мной, у них не так уж и много. А вот ты другая совсем. Чую, совсем чуть-чуть уступать мне будешь.
Задумалась Милава над словами Ведуньи. И чудно, и боязно ей стало. Не зря же говорят: большая сила – большая ответственность. Тем более тогда, когда совсем не ожидал такой дар получить.
– Я, честно, не понимаю, как так вышло, – посмотрела она на Ведунью. – Тут бы радоваться, что жива осталась, но нет же, еще проблем прибавилось!
– А что тебе мешает радоваться обретенной силе? – удивилась Олеся. – Если Грань одарила тебя, значит достойна ты этого! Негоже сомневаться и судьбу корить, она и наказать может. Я тебе так скажу…
Не договорив, Ведунья напряглась, голову набок склонила, словно прислушиваясь. Милава уже хотела поинтересоваться, что случилось, когда услышала над ухом тоненький писк, словно комар назойливый вьется. Она еще удивилась, откуда ему взяться зимой, только что рукой не махнула, отгоняя невидимое насекомое. Но писк и не думал прекращаться.
– Тоже слышишь, значит, – удовлетворенно усмехнулась Баба-Яга, поднимаясь из-за стола. – А ну-ка со мной пойдем, будет тебе первый урок.
Не став перечить, девушка ухватилась за протянутую руку и чуть не вскрикнула от испуга. Портал, который сходу открыла Ведунья, отличался от снежного великолепия Января-Месяца. Был он темен и дышал холодом, отчего Спутницу страх обуял. Свежи еще были воспоминания о темнице каменной, враз переход этот о ней напомнил. Да только не поддалась Милава панике, за Олесей смело шагнула. Не привыкла она с пути выбранного отступать.
Оказались они со Стражницей в просторной, богато обставленной комнате. Заметив широкое ложе, на котором лежала бледная женщина со спутанными темными волосами, Милава поняла, что они в чьей-то спальне. Оставаясь пока незамеченной суетящимися вокруг ложа женщинами в цветастых свободных одеждах, она с любопытством огляделась по сторонам. Судя по яркому солнечному свету и слышным даже за людским гомоном крикам чаек, вышли они очень далеко от территории Января-Месяца.
«Только бы опять не в Царство морское попасть! – всполошилась Спутница. – Мне пока общения
– Ой, а что это? – поинтересовалась она, увидев, как к ней стремительно приближается светящийся сгусток.
Внезапно наступившая оглушающая тишина, нарушаемая только криками морских птиц и шумом прибоя, возвестила о том, что их, наконец, заметили.
– Ох, горе-то какое! – воскликнула Олеся, не обращая совершенно никакого внимания на застывших женщин. – Держи его, Милавушка, то душа только что рожденного ребенка!
От такого известия страшного девушка чуть в сторону не шарахнулась. Но один взгляд на Олесю, что с мудрой грустью наблюдала за ней, заставил собраться и руки к сгустку протянуть. А он, словно котенок ласковый, потерся о ладошку да так и завис на одном месте.
И тут… началось!
Окружающие, словно опомнившись и осознав факт удивительного появления в комнате Бабы-Яги со спутницей (такой же темноволосой и темноглазой!), резко отмерли. С криком «Ведьмы!» женщины чуть ли не кубарем выкатились из спальни, совершенно позабыв о роженице. А та, переведя взгляд от люльки, в которой лежало маленькое тельце, на Милаву, стоящую с протянутыми руками, горько разрыдалась.
– Поплачь, милая, поплачь, – Олеся присела рядом с ней и осторожно погладила по спутанным волосам. – Слезы – вода, но тебе легче станет.
Влетевшие в комнату стражники с кривыми саблями наперевес так и замерли, не зная, что им дальше делать.
– Что здесь происходит?! – грозно поинтересовался выступивший вперед смуглокожий мужчина, но, признав нежданную гостью, низко поклонился: – Здравствуй, Баба-Яга. Что привело тебя к нам?
Резко встав с кровати и уперев руки в бока, Олеся грозно двинулась на опешившего брюнета.
– А скажи-ка мне, милок, сколько детей тебе родила жена?
– Шестерых сыновей, – честно ответил мужчина, слегка попятившись под напором грозной Стражницы.
– И тебе еще одного захотелось? – недобро прищурившись, поинтересовалась Ведунья.
– Не… не ругайте его, – сквозь слезы попросила роженица. – Это я… дочку хотела. Хо-хоть одну-у!
Громкие рыдания вновь заглушили все остальные звуки в спальне, уже невозможно было разобрать, что несчастная пытается еще сказать.
– Тьфу ты! Вот же бабы дуры! – резко развернувшись, Олеся поспешила к женщине. – Неужели старшие тебе ничего не говорили? Куда рожала одного за другим? Сама слабая, вот и младенчик не выжил! Воистину волос долог, а ум короток!
Пока Ведунья отчитывала и рыдающую роженицу, и вмиг побледневшего мужа ее, Милава так и продолжала держать в ладонях светящийся сгусток. Ей одновременно и душу щемило от причастности к чужому горю, но и удивительно было наблюдать за всем происходящим. Это ж надо – душа! Реальная! И именно ей, Милаве, дано ей помочь.
А еще было стыдно, когда воины, все как один, принялись рассматривать ее.
– А что это вы так на Спутницу Января-Месяца смотрите? Совсем страх потеряли? – грозно укорила стражу Олеся.