Двенадцать разбитых сердец, или Уехал восточный экспресс
Шрифт:
– Ты знаешь, Роза, собаки очень чуткие существа…
– Знаю-знаю, только если ты меня сейчас будешь отвлекать от готовки блинов, они сгорят, и придётся варить пельмени! – ответила жена, погружённая в домашние дела.
– А если я сегодня не приду домой, ты сильно расстроишься? – тихо спросил супруг.
– А когда же ты тогда придёшь? – удивлённо спросила Роза.
– Быть может, никогда, – ещё тише ответил Егор Викторович.
– Это ещё почему? С какого это перепугу? Я тут стараюсь, блины готовлю, как для слона (Егор Викторович с тихой грустью посмотрел на своё пузико),
– А может, это не от меня и зависит… – пролепетал Егор Викторович.
Роза в ужасе посмотрела на своего супруга:
– Что же ты такое натворил? Неужели всё настолько серьёзно?
Егор Викторович кивнул жене, обрадовавшись понятливости Розы. А последняя продолжала:
– Неужели прямо на электрический стул?! Или расстрел? Или вообще голову с плеч? Казнь через повешение, четвертование, вечная каторга? Боже мой, не молчи, только не молчи! Я всё пойму: потасовку в баре, наркотики… Хотя… Нет! Не пойму. Но ты не такой.
Егор Викторович, испугавшийся сначала реакции Розы, облегчённо вздохнул, а Роза продолжала:
– Если совершать преступление, то ты это сделаешь изящно. Признайся, это ты отравил американского посла?! Если да, я тебе это прощу. Омерзительный тип. Ещё с усиками этими, – с этими словами она стала крутить кистями у лица супруга, выразительно показывая те самые американские усики.
– Роза, я не преступник. Я… Я… – Егор Викторович не знал, что сказать, – Егор. Викторович. Ковалёв.
– Боже, какой ты у меня герой! Как значительно вышло. Какой ты молодец! – сказала супруга.
Ковалёв покраснел от ощущения собственной значимости.
– Ну, присядь на дорожку, – с этими словами жена усадила его на пуфик.
Супруг глянул на часы. Надо было выдвигаться. Он умоляюще посмотрел на жену.
– Ну, с Богом! – поняла всё без слов Роза и сама выставила мужа за дверь.
Егор Викторович облегчённо вздохнул. Но предстояла встреча в беседке – на глаза стали наворачиваться слёзы. Однако Егор Викторович взял себя в руки, тяжело отошёл от двери и направился в сторону школы. По дороге он встретил дворника Архипа. Архип сказал: «Смеётся тот, кто смеётся последний! Не унывай, братишка, всё будет хорошо. Победишь ведьму Нору с бандой!» Дворник был глубоко озлоблен на Элеонору Фёдоровну потому, что по ошибке сделал ей предложение, и теперь она ему постоянно подмигивает. Сначала отрывает от работы, внимательно смотрит на него и потом неожиданно подмигивает! Это очень раздражает Архипа. Распрощавшись с дворником, Егор Викторович понял, что подходит к зданию школы. Там его ожидали Элеонора Фёдоровна, Наталья Ивановна, Елизавета Петровна и Марфа Ивановна с двухметровым плюшевым медведем.
– Это Вам, Вы наш хороший! – с улыбкой сказала Наталья Ивановна и вручила опешившему Егору Викторовичу медведя.
– Спасибо, но не забывайте, зачем мы сегодня собрались. Мы должно обсудить вопрос освобождения Энрико. Я ради него готов на всё, – сказал великий переговорщик Егор Викторович.
Учителя, словно коршуны, посмотрели на маленького беззащитного Егора Викторовича.
– Уважаемый Егор Викторович, наши условия таковы: Вы просто подпишите этот договор, – заявила Элеонора Фёдоровна
«Столетний договор.
Егор Викторович Ковалёв обязуется следующие сто лет своей жизни проработать в школе 1775. Зарплата ему повышается в 3,1415 раза в качестве компенсации за возможно нанесенный нами Вам моральный ущерб.
Учителя школы 1775 и уборщица Полина Егоровна
P.S. Отдельный поцелуйчик тебе от меня, мой красавчик! Элеонора Фёдоровна».
«Вот змея, говорит, ошибки подправит, а сама любовное послание оставила!» – подумала Елизавета Петровна и от досады плюнула на Устинчика, который тоже присутствовал на встрече. Последний что-то невнятно крякнул (наверное, птичий мат) и улетел в школу.
«Ну, Нора, один: ноль в твою пользу, гадина такая!» – подумала Наталья Ивановна.
«Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним», поговаривал Чингисхан, – с достоинством вслух сказала Марфа Ивановна и нахмурила брови.
Егор Викторович на это внимание не обратил, а обратил на другое:
– Простите, Вы считаете, что я буду жить ещё сто лет?
– Дай Бог Вам здоровья! – ответила Элеонора Фёдоровна.
– Боюсь, лет через восемьдесят, Вы до меня не докричитесь. Далековато будет… – задумчиво заметил Егор Викторович.
– Да, до Петропавловского собора далековато. Придётся изменить текст договора. Элеонора Фёдоровна взяла карандаш и внесла коррективы:
«Семидесятилетний договор.
Егор Викторович Ковалёв обязуется следующие семьдесят лет своей жизни проработать в школе 1775. Зарплата ему повышается в 4 раза в качестве компенсации за возможно нанесенный нами Вам моральный ущерб.
Учителя школы 1775 и уборщица Полина Егоровна
P.S. Отдельный поцелуйчик тебе от меня, мой красавчик, чмок, чмок, чмок! Какой же ты умный и харизматичный! Элеонора Фёдоровна».
– Теперь подпишу. Только постскриптум меня смущает. Я же женат… – сказал, ознакомившись с содержимым нового договора, Егор Викторович.
– Опять завёл свою шарманку! – возмущённо заявила Марфа Ивановна.
– Как же Вам не стыдно?! Так нас бессовестно обманываете! А мы Вас так сильно любим, – сквозь слёзы воскликнула Элеонора Фёдоровна.
– За что Вы с нами так, Егор Викторович?! – вопросила Елизавета Петровна.
– Что мы Вам сделали?! – запричитала Наталья Ивановна.
– Вы почему-то не желаете поверить в факт существования моей жены, Розы. Разве это моя вина? – ответил на это Егор Викторович
«Застенчивый слишком, боится нас. Голубя получит и сбежит. Надо бы его растрясти!» – подумала Элеонора Фёдоровна и решила принять меры.
А Егор Викторович подписал документ и вопросил:
– А где же Энрико, мой малыш? Отдайте его мне!