Двенадцать шагов. Книга 1
Шрифт:
Они не пытались окружить людей — они бросились к факелам.
Теперь всё изменилось. Теперь волки окружили людей в темноте. А люди даже не догадывались, что они — волки.
Звенела сталь, свистели клинки, рассекая воздух, где-то вскрикивали, что-то тяжело ударялось то ли о стены, то ли о пол — Мерв уже ничего не видел. Он поднялся было, но в него тут же влетел кто-то из противников, то ли бежавший от драки, то ли пытавшийся найти Мерва. Влетел, снёс на землю, оказавшись сверху, попытался ударить в лицо, но Мерв увернулся.
Ткнул того в бок мечом,
Жаль ребят, но сами напросились, верно?
От нового удара он отскочил, даже не разобрав, как. Почувствовал в последний миг. Во второй раз увернуться не удалось. Тяжелый удар по голове, боль, звон в ушах вдобавок к темноте перед глазами — и всё поплыло. Мерв упал. Только снова услышал знакомый свист — кто-то метнул оружие, — услышал, как заваливается рядом с ним тело. Попытался подняться, но рука скользнула в луже чьей-то крови, звон в голове превратился в далёкий шум, а потом стало всё стихло.
Мерв провалился в тишину.
Может, потерял сознание, а может, именно в этот момент всё и закончилось: он не знал, сколько времени прошло до того, как услышал где-то высоко над собой насмешливый голос Рада:
— Он спит или помер?
И угрожающий — Зары:
— Я тебе дам "помер"!
Мерв медленно открыл глаза, голоса были совсем далеко, несмотря на то, что волчата стояли прямо над ним, он чувствовал это по движению воздуха, а если присмотреться к тьме, в ней можно было разглядеть смутные силуэты. Голоса были далеко — и всё отдалялись. Тонули в волнах шума в ушах.
— Он не помер, он отдыхает, — поправил Неир.
Кажется, Неир злился. Дышал тяжело, говорил отрывисто и сквозь зубы. Злился — или просто устал.
Мерв медленно сел. Схватился за протянутую руку. Сначала подумал, что Зара — она всегда была добра к нему. Пусть и по-своему, по-волчьи. Но когда его решительно вздернули на ноги, понял: Неир.
Нащупал в темноте плечо Рада. Оперся на него, крепко сжал и хрипло спросил:
— Ты что здесь устроил?
— Кровавую бойню! — радостно сообщил тот.
— Ты подверг всех опасности, — напомнил Мерв. — Не предупредил.
— Если тут кто-то и был в опасности, то ты, — Мерв расслышал ухмылку в голосе. — Ты слишком слаб, чтобы...
— Рад, — оборвал его Неир. Нет, Мерву не показалось: он злился. — Заткнись и зажги факел.
— Ты что... — Рад заметно растерялся. — Ты... на его стороне?
— Поговорим потом, — отрезала Зара. — Сейчас, Рад, за факелом, осмотрим их сумки, карманы, поищем на всякий случай тайники. Уйдём. Из города. Все разговоры — после.
Мерв подумал, что никак не может разобрать, кто у них главный.
Но точно не он.
***
Могилу старого
Рамор остановился у беседки и подумал, что сейчас, едва ли не впервые после смерти лорда, хотел бы не просто побыть в тишине рядом с его посмертной обителью — побеседовать с ним. Никто так и не смог понять, что именно тревожит Рамора. Почему он не радуется вместе с остальными победе наследника, почему видит в этой победе что-то иное, едва ли не поражение. И странная мысль возникла: может, понял бы лорд? Может, он давно разглядел это в Сакаре? Может, предвидел, предчувствовал что-то? Понимал, что с сыном что-то не так, потому и был с ним всегда не по-отцовски холоден?
Может, видел затаившуюся в светлых глазах тьму задолго до того, как та стала прорываться наружу?
Потому не подпускал Сакара к себе?
Его странная нелюбовь к сыну всегда казалась Рамору ненормальной, несвойственной лорду, обычно разумному и спокойному. Странная нелюбовь и странный взгляд — он всегда смотрел на ребёнка, как на досадное недоразумение, ошибку, с которой ему теперь жить.
Сакара вообще редко к нему подпускали. А когда всё-таки он умудрялся оказаться слишком близко, лорд без лишних объяснений удалялся по очередному срочному делу, которого — Рамор точно знал — у него не было. Если же Сакар оказывался слишком близко, лорд мог и рявкнуть, и ударить. Не сильно — чтобы понял. Сакар всегда был понятливым, и очень быстро уяснил: приближаться к этому человеку опасно. Да и вообще — к людям. Видимо, потому сидел по тёмным углам... Или всё-таки наоборот? Сначала погрузился во тьму, а уж потом лорд стал его избегать?
Когда Сакар был мал, на него мало кто обращал внимания, Рамор в том числе. А надо было бы.
Тогда и знал бы, с чего всё началось.
Пока же — вдруг вспомнил, чем всё закончилось.
Лорд стал больше пить к концу жизни. И за неделю до того, как слёг, всё-таки столкнулся с Сакаром. О чём они спорили, Рамор не знал — он услышал, как старый лорд кричал на него, как тихо отвечал Сакар. Первого он не разобрал, второго — не расслышал. Зато расслышал лорд — и как раз когда Рамор, сам не зная, зачем, ускорил шаг, чтобы подойти к ним, влепил сыну пощёчину. И продолжая движение, ударил ещё раз — тыльной стороной ладони.
Рука у лорда была тяжёлая, останавливаться он не собирался, Сакар отшатнулся от третьего удара, и Рамору вдруг показалось, что сейчас случится что-то непоправимое. Он так и не смог объяснить себе, почему. Сакар не схватился за оружие, даже не попытался ударить в ответ. А Рамор всё равно испугался. И до сих пор не знал, за кого из них.
Потому он окликнул, прерывая сцену:
— Мой лорд!
Лорд круто развернулся, так и застыл — с занесенной для очередного удара рукой. Злой, раскрасневшийся, запыхавшийся. И только сейчас Рамор понял — он тоже был напуган. Собственный страх вызывал у него всегда одну и ту же реакцию — ярость. Он знал единственную форму защиты — нападение.